– Типун тебе, скажешь тоже!
– Что у нас тут за ночные бдения? – на кухне появился банкир, измученный бессонницей, – и только наш балбес дрыхнет с чистой совестью. Хорошо спать тому, у кого совести нет.
– Хватит его балбесом обзывать, – возмутилась Маргарита Павловна, – к твоему сведению, он целый день лекции учил.
– Охохох! Учил он… Пусть теперь догоняет пропущенное, юрист-недоучка. Я всегда знал, что ты его защищаешь. Лучше сделай-ка мне кофейку, дорогая. Я после него лучше засыпаю.
Отец сел рядом с сыном:
– Может тебе другую девушку найти, а? Эта, конечно, хороша. Жизнь тебе спасла, но уехала же.
– Па!
– Я шучу, пошутить нельзя? Ты мне скажи, сын, ты её любишь или нет? – банкир, развалившись на стуле, выжидательно смотрел на сына.
– М-мы д-дали друг д-другу слово, но т-теперь, наверное, она ник-когда за меня н-не выйдет. Н-наверное, уже слишком п-поздно.
– Я всегда знал, что и ты у меня балбес. Съезди в её Мухосранск, поговори с ней. Неужели она такая дура, что откажет тебе, неужели не хочет в достатке жить?
– Па! Т-ты всё д-деньгами меряешь. Если бы я ей к-когда-нибудь сказал такое, она б-бы меня ударила ч-чем-нибудь тяжёлым.
Маргарита Павловна поставила перед своими мужчинами по бокалу.
– Что же делать теперь, Артурчик?
Артур наклонился к чаю, пускающего вверх замысловатые струйки пара. Ольгин медальон и крестик на цепочке повисли рядом, касаясь горячего бокала, – откинувшись назад, на спинку стула, молодой человек почувствовал, как металл обжег тело:
– Ах т-ты! – он схватился за цепочку, провел рукой по груди.
– Что такое? – встрепенулась мать.
– Н-ничего страшного, – Артур покрутил в пальцах изображение святой семейной пары, – она б-была права: я т-точно Фома н-неверующий.
Банкир проследил взглядом за сыном, вышедшим и вернувшимся с некоей тетрадью в руках.
– П-пап, мам, загадайте ч-число от одного до ста.
– Что это? – Маргарита Павловна протянула руку к блестящей обложке, но Артур не дал, – ну ладно, четырнадцать.
– Сорок восемь. И что будет?
– Н-нет, вы одно ч-число скажите… А п-пусть… Ч-четырнадцать п-плюс сорок в-восемь б-будет…– пока он складывал про себя, банкир выдал:
– Шестьдесят два, что тут считать?
– Сп-пасибо, – Артур открыл тетрадь, нашёл нужное число, прочитал и засмеялся, протянул матери тетрадь.
– Что это такое? – Маргарита Павловна рассматривала круглый аккуратный почерк.
Сын потянулся и ткнул пальцем:
– В-вот тут ч-читай!
Маргарита Павловна неуверенно прочла:
Моим жалобам
Внимал Курамский монах.
Долгий вечер.
Вместо совета – посох
И слово «поторопись»…
– Что это такое? И что за приписка вульгаризм такой: «Поторопись, придурок!»? Что это за поэзия?
– Эт-то Вася! – Артур залпом допил чай и решительно встал, – сп-пасибо за чай, я п-поехал.
– Куда ты поехал? Что это за тетрадь? – заволновалась мать.
– Пусть едет! – спокойно кивнул отец.
– Вы посмотрите на улицу: там же ночь и ничего не видно из-за дыма! Куда ты поедешь со своим плечом? Артур?
– Пусть едет!
– Господи, его сын невменяемый собрался ехать черт знает куда и на ночь глядя, а отец сидит довольный!.. – запричитала Маргарита Павловна.
Но на кухне уже стоял Артур, рассовывая здоровой рукой по карманам кошелёк, документы и ключи.
– Как приедешь, позвони. Помогла бы сыну, что ли, раскудахталась, – проворчал банкир, – деньги у тебя есть?
– Х-хватит. Г-главное, в аэроп-порт успеть: самолет ч-через три часа.
Артур взял со стола Васину тетрадку, поцеловал родителей:
– Я т-туда и обратно. Завтра ждите н-нас.
***
Из рук вылетела кастрюля и, громыхая, покатилась по полу.
– Ну и чего ты так рано-то соскочила: семи ещё нет! – тетя Люда ворчала на Ольгу, которая полночи опять ворочалась на кровати, мешая спать, потом просидела на крыльце и с утра успела повозиться в огороде, полить цветы. – Сама не спишь и никому не даешь.