Карамзин тогда, утром, только посмеялся над бредовостью идеи: женит он сына впопыхах – и что дальше? Новый скандал? Однако мысль как-то незаметно крепла, безответственно всплывала в самый ответственный момент. По дороге домой, словно в подтверждение нелепой идеи, мимо машины банкира целых два раза просигналили свадебные кортежи. После второго банкир загадал про себя: «Бог любит троицу, если встретится третья – значит, так тому и быть!» Свадебных, громкоголосых кортежей больше не было, и Дмитрий Иванович даже расстроился, решив, что идея, в общем-то, была не плоха.
В это момент вдруг позвонила жена и предупредила, что их непутевый сын, опять вместе с их крестником, ходячим генератором неприличных идей, собираются остаться ночевать на квартире старшего сына, находящегося в отъезде, – а это значит, опять что-нибудь придумают. Банкир велел шоферу поворачивать и ехать в другой конец города, с целью предотвратить очередной скандал. И, сворачивая по Тверской на улицу, где когда-то купил сыну в подарок на совершеннолетие квартиру, Карамзин раскрыл рот: у памятника Пушкину и Гончаровой стояли машины, отдекорированные шарами и искусственными цветами. И счастливые молодые фотографировались, держась за руки, как и бронзовый поэт со своей женой.
Что-то защипало в глазах банкира, он бы и перекрестился тут же, если бы не постеснялся водителя; и всю обратную дорогу молчал, не реагируя на шуточки сына и его дружка. Дома волнение понемногу улеглось и даже немного забылось за болтовней жены, которая увидела тревожно-подавленное состояние мужа, но не догадалась о причине. Чтобы прийти в себя и решиться поставить неблагодарного отпрыска перед фактом, Дмитрий Иванович заставил себя читать нарочно скопленную за месяц прессу – статьи о поведении сына и неутешительных выводах о том, что его семья «зажралась»…
Карамзин-старший вздрогнул от внезапно раздавшихся завываний, криков и странной музыки из комнаты сына – решительно встал, засунул ноги в тапочки, теперь полностью морально готовый к разносу: сколько можно это терпеть!
За закрытой дверью, ведущей в соседнюю комнату, доносилась какая-то ужасная какофония звуков. Дмитрий Иванович по дороге так сам себя накалил, что без лишних разговоров пнул дверь и ворвался в комнату. От увиденного он опять схватился за сердце: его сын и неизменный дружок (оба в кимоно и с загримированными под самураев белыми лицами, со своими распушенными дурацкими крысиными хвостами на светлых макушках) изображали поединок. Под аккомпанемент японской музыки, выплескивавшейся из внушительного размера колонок.
– Ну, знаете ли…– видимо, привычка постоянно чувствовать спиной дыхание местных папарацци не позволила банкиру выразиться крепче, – Это переходит все границы!
Он выдернул из розетки вилку от удлинителя, но музыка не исчезла: сработал стабилизатор энергии. Тогда банкир бросил в «самураев», увлекшихся игрой, скомканный журнал. Наконец, отцовское отчаяние было услышано: бойцы замерли, продолжая растягивать наглые рты в улыбке. Банкир потряс кулаками. Но грим на лицах двух негодяев не дрогнул в раскаянии, балбесы переглянулись, молча ожидая словесной трепки:
– Какого чёрта ты оделся, как ш… как распутная девка? – банкир переводил взгляд, пытаясь определить, где главный виновник его справедливого гнева, – опять на спор?
Балбесы синхронно почесали в затылке.
– Идиоты! – банкир по привычке сделал было несколько шагов туда-сюда по комнате, наткнулся на валяющийся на полу журнал и остановился, еще более распалившись. – Опять газетчики виноваты, а вы, конечно, никакого отношения к этому не имеете? Сукин сын, рад повалять имя своего отца в грязи... Прошлый раз вы поспорили, так пресса быстро успокоилась… Но второй раз – это уже диагноз. Вам девок не хватает?
– Па…– один из самураев подал голос.
– Значит так. Мне это надоело: мой сын – мало того, что юрист-недоучка, ещё и «голубой»! Вот это, скажи мне, пожалуйста, для чего это? – банкир хотел было смешать грим на лице заговорившего, но побрезговал испачкаться, только бессильно потряс кулаком. – А этот хвост?! Вы, что, на конюшне живете? Всё, из дома ни ногой! А ты, дорогой мой, – отец повернулся к другому, – пшел вон, чтобы я тебя здесь больше не видел! И вообще, чтобы на глаза мне не попадался, неблагодарный, знал бы твой отец, в какого подонка превратится его сын … Слава тебе, Господи, одного сына спас от тебя, теперь ты за второго взялся, подонок? Крестник, мать твою!