Едва музыка зазвучала, Ольга подмигнула Ирэн, мол, «учись, студент!», а потом смотрела только на Макса. Зацепила его, будто в наказание за глупые шутки, призывной улыбкой и взглядом, то дразня одним движением брови, то приближаясь к нему на близкое расстояние и удаляясь. На лице молодого человека, пораженного лицедейством, было столько смешанных эмоций, что сложно было выделить преобладающую. Он даже немного порозовел от волнения, когда поддался на провокацию и сделал шаг вперёд, повинуясь движению пальцев танцовщицы.
– Ну как? – оттанцевав, Ольга остановилась, продолжая по привычке улыбаться, но уже отведя глаза от «соблазненного».
– Здорово, – вздохнула Ирэн, – те же самые движения, но совсем другое восприятие. Я не станцую так, хоть убейте меня. Макс, как тебе?
Он подошел к Ольге и поцеловал ей руку:
– М-мы в в-восхищении!*
Повисла неловкая пауза: Макс смотрел на изменившуюся в лице танцовщицу, а Ирэн – во все глаза на эту застывшую «скульптурную» композицию, красноречивости которой позавидовал бы сам Церетели.
– Я же сказала, что он шут! – девушка с возмущением вырвала руку, – как можно к нему относиться серьёзно?
– А что он такого сказал? – опешила Ирэн.
– Ничего. Макс, уйди! – по лицу Ольги было видно, что она явно рассержена, хотя теперь и избегала того самого «контакта глаз» со стоявшим перед ней вполне серьезным парнем, – услышал просьбу?
Оператор удивлённо разглядывал визави, потом, очевидно, некая мысль, которая всё объясняла, пришла ему в голову, и он от души рассмеялся:
– Я с-случайно, извини. Н-никакой иронии, ч-чесс слово.
– У тебя всё случайно! – Ольга пошла к ширме.
– Ухожу, ухожу, – Макс подпрыгнул, стягивая футболку с камеры, – не К-коровьев я. М-мне лично б-больше Бегемот нравится.
– Да что происходит? – возмутилась Ирэн.
– Б-булгакова читать надо, – Макс обернулся к Артисян и поднял с пола свою камеру.
– Всё настроение испортил, балбес, – Ольга зло расшнуровывала босоножки, – случайно он…
– А я ничего не поняла. Причем тут Булгаков? – Ирэн растеряно стояла, опершись спиной о зеркало. – Ну подумаешь, пошутил…Или у вас какие-то особые отношения?
– Издеваешься? – простонала за ширмой Ольга. – Я его ещё это: «Камеру влево, а теперь вправо»,– помню… Ах да, тебя же тогда не было…
– Ты знаешь, если бы ты меня не предупреждала про взгляд, ну, который «контакт глазами», я бы подумала, что между вами что-то есть. Он так на тебя смотрел!
Ольга выглянула из-за ширмы. Выражение лица было как у взрослого, уставшего объяснять очевидные вещи ребёнку:
– Все мужчины так смотрят. Иногда и женщины. Вот и ты завтра не смущайся, – голова исчезла.
–Неужели тебя это не возбуждает? Я имею в виду эти взгляды?
– Так я же понимаю, что это всего лишь игра: работа есть работа, – Ольга застегнула молнию на сумке с костюмами. – Завтра я отутюжу костюм и принесу тебе в комнату.
– Спасибо. Мы больше не будем сегодня репетировать?
– Давай в последний раз, что-то настроения нет. Эх, этот дурак всю песню испортил**.
Ирэн неодобрительно покачала головой:
– И что ты разозлилась, никак не пойму: то «балбес», то «дурак»?
– У тебя по русской литературе что было?
– Пять, я с золотой медалью школу окончила, – заподозрила подвох в неожиданном вопросе золушка. – А при чём тут это?
Ольга, кусая губы, непроизвольно растягивающиеся в улыбке, пошла к музыкальному центру включить музыку:
– Да ничего, просто «балбес» и «дурак» – вполне литературные ругательства. Но ты права: Максим, и правда, не тот, за кого себя выдает.
20
У самых ног моих
летают ласточки.
Предчувствие томит.
Маргарита Павловна в предвкушении новых положительных эмоций устроилась перед телевизором. На изящном стеклянном столике рядом с креслом – запечатанная бутылка красного вина, два фужера и закуска на тарелках.
– Дорогой, ну ты скоро? – Маргарита Павловна час мучила супруга, пока он добирался из банка домой: – Осталось десять минут… Хорошо, хорошо, я не буду больше звонить…