Выбрать главу
Король:
Порядком надоело. Сын, пойдём домой.
Принц:
Нет, здесь мой дом. Каждый момент я ощущаю как поцелуй, и щёки мне ласкает времени теченье, и аромат мне полнит грудь. У времени вишу на шее, и время ластится ко мне. Нет, я отсюда не уйду.
Король:
А если я тебе велю?
Принц:
Здесь твой приказ и власть бессильны. Я связан словом, но другим. Другая сила мне велит твоих не слышать повелений. Прости, отец, теперь во мне проснулся молодой протест; ты тоже был когда–то молод и знаешь, что я говорю. Я жду, когда проснётся жизнь.
Король:
Я тоже жду. Однако, это ещё не значит, что прощу тебе бессовестные речи.
Принц:
Прощать так бесконечно сладко, попробуйте всего лишь раз, я думаю, наверняка, меня простите вы.
Король:
Куда там!
Принц:
Попробую забыть, что мне так странно, чтобы сам умолк ход ожиданья и вопрос свой замысел укрыл. Я здесь стою в таком любимом месте, что грех бы мне не подождать. Одна лишь мысль меня пугает: куда пропала Золушка? Что, если не придёт она, забыв, куда принадлежит её предрасположенность? Пусть это маловероятно, но всё же не исключено. Возможность — это целый мир, и мне почти непостижимо, что происшедшее уже было возможно; это мне не представляется возможным. И значит, то, чего понять было нельзя, есть то, что раньше было возможным. Что ж, пускай. Пусть в толк я это не возьму, возьму себя скорее в руки; мужчина должен честь беречь. Но сколько страха в этой чести, и какова её цена? Нет, лучше стану я рыдать о том, что случай–шаловник меня обходит стороной, и стану думать, что другой причины нет. Проказный случай.
Король:
Боюсь, пока я здесь сижу в бездействии, что–то не так могло в моём стать государстве. Я попускаю беспорядок; но близкий сказочный конец дразнит меня и тянет; после я стану вновь порядка бог. Правленью тоже нужен сон, отец закона иногда тоже всего лишь человек.
Принц:
Я б лучше вовсе не дышал, чтоб лучше слышать шаг её. Но поступь у неё легка так, что само предчувствие не замечает ничего, когда она подходит ближе. О, подойди она сейчас к моей алкающей душе, от напряжения рвущей жилы, пытаясь близость ощутить! С любовью рядом быть приятно, но как груба бывает злость, нагло ворвавшаяся в близость. Вот если бы приятности насильно пробирались в близость — такой любви желал бы всяк. Однако ж, так любовь себя не проявляет. Молчалива любовь и склонна забывать, и громких звуков не выносит, пронзительных, как фальшь сама. Любовь богата, и слова ей не нужны, чтоб о себе напоминать: ужасно, страшно, кошмарно далеко она уйти бы не смогла отсюда. Живое чувство говорит об этом мне. Пусть в ожиданье меня терпенье не покинет — только об этом и молю. Решил я ждать, и решено, как если б так решил приказ. Влюблённые ждут с наслажденьем; мечтанье о возлюбленной переворачивает время. И что есть время как не брань нетерпеливости, теперь умолкшая? Но блеск я вижу?

Спускается с галереи вниз по лестнице.

Король:
Я ничего не понимаю. Зачем я здесь совокупляюсь с бездельем? Для совокупления я слишком стар уже. Меня разум клянёт, и пальцем тычет, со смехом глядя на меня, но разве этим здесь поможешь? Я стар, и значит, в полном праве быть дураком. Смирение идёт одним путём с седыми власами, рука об руку. Смирюсь, что сын опекуном моим себя вообразил. Каприз хромает за старением, как нам известно, и каприз велит мне подчиниться юным капризам. Я как будто сплю. Моим серебряным сединам подстать усталость, и уму качающего головою старца весьма подходит жажда сна.