Встретили меня приготовлениями, к торжеству, конечно. Мама тут же подхватила под белы рученьки и шепнула:
— Тут такое, такое, у-ух, может, нормальной этой ночью станешь, — слова матери я поняла только тогда, когда она дотащила меня до своей норы. Маман раздобыла где-то наряды максимально короткие, косметику, расчески и даже бигуди.
— А-а-а-ань, — протянула я, — шо ита?
— Ты о чем? — Мой красноречивый взгляд. — Ах, это, чтобы сделать из тебя женщину, — гордо ответила она.
— Чтобы сделать из меня женщину, не хватает мужчины, — намекнула. Она коварно улыбнулась, ой, не нравится мне это.
Вы знали, что змеелюды сильнее обычного человека и даже мракоборца? Поэтому скрутила меня мать своим хвостом и начала экзекуцию. Волосы мои сначала были расчесаны, потом окунуты в воду рядом стоящей бочки, накручены на бигуди и оставлены благословенно на «высыхание». К лицу мама приступила с особой тщательностью. Смазала чем-то похожим на вазелин. Я лишь молилась, что это не ее слюна (то бишь змеиная). Нанесла тональный крем (откуда?), потом пудру (откуда?), ну и тени (все тот же вопрос, откуда она их взяла?). Губы накрасила, ресницы подкрасила.
— А ты не такой урод, — сказала, умиляясь, мама.
— Спасибо, — благодарно ответила я.
Потом последовало принудительное одевание или, точнее, раздевание. Многочисленные татуировки она замазала блестками. Мракоборец мне в печень. Мои увидят — засмеют. Так вот, одежда. Топ и шорты, больше напоминающие трусы. И цветы, в волосах, на шее, за ухом, даже на грудь прицепила.
— Ань, — мой укоряющий взгляд.
— Я лучше знаю, как тебе выглядеть, — твердо заявила она.
— К чему это все?
— Увидишь, — мама мечтательно закатила глаза.
В общем, мамиными стараниями из меня получилось чучело королевское.
— Сиди здесь, пойдем вместе, — сказала она и удалилась в нору, прихорашиваться. Меня же оставила наедине со своими мыслями насчет позора, отчуждения и харакири. Поняла, что самурай из меня никакой, и жить все же хочется, даже в таком виде. Отмечу праздник, просплюсь и домой, к отцу. К пирожным и сексуальному демону. Ах, чертюга, сердцем моим все-таки завладел.
— Я все! — выпалила появившаяся из норы примадонна. Ладно, беру свои слова назад, главным клоуном на этом празднике жизни буду не я.
Мама надела на себя блестки и еще пару килограмм блесток.
— Ты что, голая? — поинтересовалась я.
— Не голая, а соблазнительная, — поведала мать. — Мы опаздываем, пошли, — и, подхватив меня под руки, вывела из логова.
А на улице… На улице творился бедлам. Голые, полуголые змеелюды веселились на полную. Явно пахло медовухой и жареным мясом. Рядом проползали парочки, многие флиртовали, но без 18+. Смеялись, шутили, в общем, обычная такая вписка, только змеиная. Кто-то даже пел, так что и музыкальное сопровождение было.
И, знаете, мне даже понравилось. Мама весело смеялась и в итоге через минут пять, сказав:
— Я на секундочку, — удалилась с бокалом в руке. Горбатого могила исправит…
Начала прогуливаться по полянке, на которой высоко горел костер. В эту темную ночь от него веяло теплом. Я смотрела на свой народ (что ни говори, я наполовину змеелюд) и даже любовалась ими. Они — дети любви и свободы, наивные, развратные и смешные. Во мне течет их кровь.
Вдохнула полной грудью, как хорошо. Подошла к столу и взяла бокал медовухи. Практически тут же его осушила. Вкусно и, ой-ёй, крепко. Голова закружилась. Я обернулась, чтобы отойти от стола и заметила приближающуюся фигуру.
— Зла-а-ата, — хохотало расплывчатое нечто. — Я нашла тебе, — дальше что-то непонятное и опять взрыв смеха. Да что за медовуха такая?
Меня куда-то вели, ноги совсем заплетались. Мама, не переставая, смеялась. Остановились мы лишь тогда, когда я врезалась в кого-то.
— Экскьюзми, — попросила прощения я.
— Злата, снимай с него трусы и тащи ко мне в берлогу, — шепнула на прощание мать и удалилась.
Я подняла голову. Опустила. Подняла. Опустила. Закружилась голова. Да быть того не может. Подняла голову, еще раз опустила. Паленая медовуха. У меня галлюцинации. Подняла голову и закрыла глаза, потом приоткрыла один. Ептваюмать.
— А вы можете, — прошу я.
— Что? — спрашивают.
— Немного опуститься, — поясняю.
Собеседник опускается, я начинаю проверять картинку наощупь. Как живой. Хм-м.
— Откройте рот, вытащите язык, — хм-м, двигается. Трогаю расплывающееся лицо, потом шею, потом… расстёгиваю рубашку, снимаю рубашку. Слышу издалека: «Злата, тащи его в кровать». Трогаю грудь. Достаю до ремня, снимаю ремень, расстёгиваю брюки. Хм-м, а если…