— Сейчас июнь, — немного помедлил с ответом вождь. — Управишься к ноябрю?
— Приложу все силы. Обращусь к Ниньо за помощью.
— Делай, как считаешь нужным, — устало махнул рукой Маврус. — Ступай, мне нужно еще раз все хорошенько обдумать.
Индеец низко поклонился и покинул зал. Выйдя на улицу, он вдохнул прохладный воздух ночи и позволил себе немного расслабиться. На его лицо набежала тень сомнения. Трудную задачу поставил перед ним вождь, практически невыполнимую. Жрец знал, что может не получиться выполнить приказ, тогда, скорее всего, его ожидает смерть. Глава племени не прощает ошибок. Все должны беспрекословно повиноваться и четко исполнять приказы.
Алваса не пугала возможная смерть. Он относился к ней философски. Смерть, — считал он, — то, что закономерно следует за жизнью. Она, по сути, является ее продолжением, только в другом обличии. Его пугал позор, который падет на его голову, если не справится с заданием. Позор и честь несовместимы. Юношей в их племени с детства учили поступать по законам чести. Они впитывали их с молоком матери, все лучше усваивая с каждым годом жизни. Дожив до тридцати лет, Алвас почитал честь превыше всего.
Он неторопливо подошел к озеру, сел в лодку, завел мотор и отправился домой. Дорога не заняла и пяти минут. Жрец жил на искусственном острове, сплетенном из тростника, который обильно разросся по берегам озера. Его просторное жилище тоже было сделано из этого растения. Только тростниковую лодку он давно заменил на моторную, из-за недолговечности службы первой и, отдавая дань цивилизации, которая добралась и сюда.
Алвас не был дома уже несколько дней. Маврус велел ему ждать во дворце, чтобы явиться по первому требованию. Там его окружала роскошь, которой не было на его маленьком острове, но привычная атмосфера гораздо больше нравилась молодому индейцу. Здесь он родился и вырос. В этом доме умерла его мать десять лет назад. Только на острове он мог быть самим собой, не подчиняясь ничьим приказам.
Жизнь на воде когда-то была вынужденной мерой. Далекие предки племени Алваса, обитавшие на берегах этого озера, оказались зажатыми между двумя враждующими племенами. Чтобы избежать участия в сражении, они сели в лодки и уплыли подальше от опасных берегов. Устроили себе временные жилища на воде. Но война затянулась надолго, и племя вынуждено было расширить и укрепить свои жилища. Им так понравилась такая жизнь, что, когда появилась возможность вернуться обратно на сушу, лишь немногие воспользовались ею. Остальные остались жить на маленьких островах, веками оттачивая технологию подобного строительства.
Жрец тяжело вздохнул, вспоминая рассказы о тех временах. Сегодня немногие из племени могут позволить себе подобную вольную жизнь, лишь те, кому дает разрешение вождь. Алвас почитал его, как неоспоримую власть, дарованную богами, но не мог не осуждать в глубине души, которая была полна любви и сострадания к ближнему. В племени он считался вторым человеком по важности, и часто его статус помогал спасать от кары невиновных людей. Наверное, вождь и правда устал, и пора его сменить на троне.
Во власти безрадостных мыслей Алвас зашел в просторное жилище и первым делом отправил слуг по домам. Ночью ему нужно остаться одному для совершения священного ритуала. Давно он не призывал духа Луны. Чаще ремесло жреца требовалось лишь для того, чтобы излечить больного от недуга, да заглянуть в чье-нибудь будущее. Но сегодня ему предстояло особенное — призвать Ниньо. Он надел тяжелый ритуальный костюм из кожи с изображенными на нем ликами священных животных. Голову его увенчал убор из множества перьев. Лицо спрятал под маской, сделавшей его похожим на оборотня. Теперь жрец был полностью готов к путешествию в мир духов.
Покинув жилище, он приблизился к ярко пылающему огню. Его развел заботливый слуга в специальном сооружении на воде. Усевшись у костра в позу лотоса, Алвас положил в рот несколько листьев коки и принялся сосредоточенно их разжевывать. Часть листьев подбросил в огонь в качестве жертвы солнечному богу Инти и богине земли Пачамаме. Опустив голову и воздев руки к небу, он негромко запел ритуальные заклинания, постепенно погружаясь в транс, слегка раскачиваясь из стороны в сторону в такт песне. Тело его становилось все более вялым, пока не обмякло совсем, словно он потерял сознание.
Какое-то время ничего не происходило. Голос жреца умолк, вокруг стояла тишина, не нарушаемая ни единым звуком. Но вот Алвас начал приходить в себя. Он поднял голову, и устремил взгляд на гладкую поверхность озера. Из воды поднялся яркий столп света, внутри которого угадывалось очертание женской фигуры. Постепенно свет редел, превращаясь в еле заметное свечение.