— Ну, наконец-то ты вернулся! — воскликнула старуха. Вроде по виду — своя, родная, но старик всё же навострил уши: а где привычное «Дурачина ты, простофиля!»
— Я уже все сети расплела. Днём сплету — ночью расплету. Женихи неладное заподозрили, хотели дозорного оставить, но тут ты как раз и вернулся.
— Какие ещё женихи? — загремел старик, — Кто на мои сети позарился? Где они, гады, убью их всех!
— Во-он там они сейчас, пируют, — указала пальцем старуха, и старик поплёлся во-он туда — убивать женихов. Но пришел снова — к синему морю.
— Дурачина ты, простофиля, — сказала ему рыбка, — Чего тебе ещё не хватало?
— Где женихи? — тупо спросил старик.
— Возвращайся назад, будут тебе женихи, — посулила рыбка.
Делать нечего — побрёл старик обратно к землянке. А вместо землянки стоит изба какая-то незнакомая, а на улице отчего-то зима, снегу нападало, собаки из сумерек гавкают, а в избе вместо старухи сидят два разбойника, пьют зелено вино из горла и интересуются: «Доцент, ты где был?»
— Рыбу ловил! — с перепугу признался старик.
— А шлем куда дел? — продолжали допытываться разбойники.
— Ой, точно! Шлем-то я и забыл! — обрадовался старик и дал дёру. Снова к синему морю прибежал, стал кликать золотую рыбку.
— The subscriber is not available now! — высунулась из синего моря его старуха и снова скрылась в волнах. Видимо, сама угодила в услужение к золотой рыбке за вздорный свой характер.
Делать нечего. Побрёл старик обратно. Всю жизнь ведь туда-сюда бегать не будешь, тем более, сколько ему жить-то осталось, будь, что будет, от судьбы не уйдёшь.
Подошел старик к своей старой землянке (старухи отчего-то нигде видно не было), оттолкнул ногой разбитое корыто, пригляделся — а это и не землянка перед ним, а так, одна видимость, доска размалёванная. Обошел старик эту доску, а за ней — хоромы царские, точь-в-точь такие, в которых старуха царствовала. Но и хоромы не всамделишные были. За ними боярский терем скрывался, тоже на доске рисованный, за теремом — снова землянка, и корыто рядом с ней обнаружилось хорошее, новое, но и корыто, и землянка, опять оказались фальшивкой. Так старик снова дошел до синего моря — уж оно-то было настоящим, мокрым, подвижным, изменчивым и простиралось до самого горизонта. Покликал старик золотую рыбку, и она приплыла к нему — к самым устам сахарным на высокой волне прикатила. Старик, не долго думая, поцеловал рыбку — после всего, что ему довелось повидать, такой поступок вполне естественным казался — а рыбка, не будь дура, оземь ударилась и превратилась в прекрасную девушку. Поглядел старик на своё отражение в воде (море сразу затихло, стало неподвижным, как по заказу) — а он и не старик уже, а добрый молодец.
— Дурачина ты, простофиля, — ласково сказала девушка.
— Уф! — успокоился старик (уже не старый), — Теперь полный порядок!
— Да, — улыбнулась девушка, — Заклятье спало. Только больше не называй меня ни рыбкой, ни золотцем, а то оно опять вернётся.
— Хорошо, зайка моя, — машинально ляпнул старик и съёжился, ожидая неминуемого превращения. Но в первый раз прощается. Даже корыто сделалось новое, хорошее, совсем как на свадьбу дарили.
Старые друзья
Слишком долго Колобок пел медведю свою песенку, так что лиса устала его поджидать и отправилась на поиски более лёгкой добычи. Приходит Колобок на условленное место — а лисы нет. Сидит под деревом какой-то барсук, ну что такое барсук против лисы? Ушел от него Колобок. И от лося ушел. И от кабана. И от африканского крокодила. И от полярной куропатки. Лиса тоже времени зря не теряла: от неё не ушел никто. Одинокая лиса и неприкаянный Колобок потом ещё много лет бродили по лесу, прежде чем пути их пересеклись.
— Привет, Колобок.
— Привет, лиса. Знаешь, если бы я встретил тебя лет десять назад, я бы наверняка попался.
— Знаю. Для начала я бы попросила тебя спеть мне песенку.
— Ну, а я спел бы. Я бы не смог тебе отказать.
— А я бы притворилась глухой: «А? Что? Не слышу! Сядь ко мне близко-близко».
— А я только об этом бы и мечтал! И сел бы, как миленький!