Бесконечные, тёмные, проклятые коридоры Вишенрогского замка... Они казались Рэйвин кишками гигантского кракена, поглотившего её. Она металась в них, ежеминутно теряя ориентиры, впивалась ногтями в собственное горло, чтобы не завыть полярной волчицей, потерявшей стаю. Отец, за что вы так наказали меня? Отчего даровали жизнь с нелюбимым, почитая её за счастье? Отец!..
Безмолвного крика отчаяния никто не слышал. Северянки не плакали не только из-за любви, из-за предательства — тоже!
Дверь в кабинет Редьярда была приоткрыта. Бесшумно подойдя, Рэйвин заглянула внутрь, не обращая внимания на гвардейцев, взявших на караул. У потушенного камина замер некто, чьё лицо скрывал капюшон. Рядом стоял её муж, держа на руках... дитя. Голенького, смуглого, сладко спящего мальчишку.
— Надо же, — пробормотал Его Величество, развернув младенца и разглядывая его затылок, — у него здесь родимое пятно, как у меня и у Арка! Как он перенёс дорогу, Грой?
— Сладко спал, просыпался лишь, чтобы поесть — вырастет настоящим воином, Ваше Величество, — голос из-под капюшона звучал глуховато. — Я поил его козьим молоком...
Говоривший резко повернул голову в сторону двери. Рэйвин разглядела светящиеся в полумраке кабинета жёлтые глаза незнакомца и рванула створку на себя — что толку таиться от оборотня? И застыла, шагнув в кабинет. Если бы взор мог говорить, он бы обрушил на разгульного короля всю тяжесть отчаяния и стыда целомудренной королевы, у алтаря Индари поклявшейся ему в верности. Впрочем, он ведь тоже клялся!
Его Величество сунул младенца собеседнику, словно куклу. Тот захныкал во сне, задёргал ручками и ножками. Оборотень умело укутал его в полу собственного плаща, вопросительно взглянул на короля.
— Отвези его моей няньке, Грой. Пусть покамест побудет у неё.
Названный вежливо склонил голову и быстро вышел. На Рэйвин пахнуло ароматом сильного мужского тела, разгорячённого долгой дорогой.
— Ну что же ты, жена, застыла изваянием отчаяния? — насмешливо спросил Редьярд. — Почему не обвиняешь меня в очередной измене, не морозишь презрением? Последнее, между прочим, тебе удаётся лучше всего!
Несмотря на ощущение, что пол уходит из-под ног, королева подошла к нему, держа спину прямо, как учил отец. В душе стало пусто и темно — на пороге кабинета в одно мгновение выгорело всё: надежда когда-нибудь полюбить наречённого, уважение к мужу и боль от его многочисленных измен, отчаяние и страх северянки, оказавшейся среди южан, как в плену.
— Этот ребёнок первый, кого ты притащил во дворец, — тихо сказала Рэйвин, — не считая тех, кто появился в его стенах от твоих связей с фрейлинами и горничными. Что с ним не так?
— Ну, хоть в уме тебе не откажешь, — пробормотал король. Он был совершенно трезв, что с момента свадьбы с ним случалось чрезвычайно редко, однако выглядел как после тяжёлой попойки: ввалившиеся красные глаза, заросшее одутловатое лицо. — Рэйвин, я очень хочу выпить, но ты ведь не поддержишь меня в этом благословенном начинании?
Королева молча покачала головой. Было время страха, когда она боялась мужа, в подпитии творившего Аркаеш знает что. Было другое, время надежды, когда она пыталась стать ему настоящей женой и просто закрывала на всё глаза. Нынче наступило время веры в себя. Чем бы ни закончился сегодняшний разговор — примирением или заточением в монастырь, она, Рэйвин, останется самой собой и заставит мужа принимать её такой, как есть!
Король разглядывал жену с непонятным выражением лица — то ли ударит, то ли завалит на стол и задерёт юбку. Но ему удалось удивить её. Широко шагая, он прошёл к столу, выставил два стакана и налил в них... воды из графина. Сделал приглашающий жест.
— Присаживайся. Хоть воды ты со мной выпьешь?
Она села, обхватила холод стекла не менее холодными пальцами, казавшимися прозрачными. Редьярд с ненавистью следил за ней. Такая северная, такая изящная ледяная статуэтка, с которой он вынужден делить постель и жизнь, хотя сердце, да и не только оно, рвётся совсем в другие объятия. Женщины! Да будь они все прокляты!
Первый глоток воды скрутил в желудке скользкий тяж. Редьярд плохо помнил последние месяцы — запой, в который он ушёл после коронации, слишком затянулся!
— Сколько мы уже женаты? — поинтересовался он, залпом выпивая воду и наливая ещё.
Рэйвин аккуратно отпила несколько глотков и осторожно, будто боясь разбить, поставила стакан на стол.
— Год минул, Рэд...
— Я плохо его помню!
Горькая усмешка сделала женские губы значительно старше.
— Зато я — слишком хорошо!
— Что, было всякое?
— Было...
Король встал, нервно прошёлся по комнате. Рэйвин впервые видела его таким... никаким. Даже в пьяном угаре, в хлеву со свиньями, в объятиях простой прачки он оставался великолепным, шикарным, мощным самцом, не зная характера которого, можно было бы самой себе позавидовать и поздравить с таким мужем. А сейчас он казался растерянным, если не сказать — раздавленным.