— И он воевал? — с ужасом спросила Бруни.
— Наравне со всеми, — тяжело вздохнул Кай. — Полк стал для него семьёй, а во мне он до сих пор видит старшего брата, хотя никогда в этом не признается! Итак, чем займёшься?
Матушка видела, что её Кай уже там, с головой в этих бумагах, которые погребли под собой стол.
— Можно я погуляю по твоей башне? — спросила она. — Должна же я разведать обстановку, в которой мне придётся жить?
Принц рассеянно улыбнулся.
— Иди, конечно. Как принесут завтрак, я велю Лисёнку тебя разыскать!
Матушка поднялась и направилась к выходу. На пороге оглянулась. Аркей сравнивал два документа, держа их перед лицом, смешно крутил головой и щурился, напоминая сову, застигнутую утренним светом. Бруни коротко вздохнула — рутина, похоже, станет её извечной соперницей в битве за внимание мужа... Мужа! Страшно-то как...
Усилием воли заставив себя не думать о предстоящей свадебной церемонии на глазах у всего Вишенрога, она направилась к лестнице, ведущей в личные покои принца. Из круглого помещения, затянутого мохнатыми северными коврами, четыре двери вели в коридоры, расходящиеся по башне лучами. Пройдя первый, Бруни обнаружила купальню, уступавшую той, в которой ей уже довелось мыться. Однако, несмотря на скромный размер, здесь было тепло и уютно. Из небольшого окна лился дневной свет на мозаичный, в тёплых оранжево-коричневых тонах пол. Широкая деревянная скамья была накрыта медвежьей шкурой, на которую набросили льняное покрывало, расшитое традиционным ласурским орнаментом. На бронзовых крюках висели полотенца, маня своей мягкостью, а на деревянном столике рядом с ванной стояла ваза со свежими яблоками и кувшин с водой.
Через заднюю дверь купальни Матушка попала в следующую комнату, больше похожую на гостиную. Низкие диваны у стен, невысокие книжные шкафы между ними, не перекрывающие оконные проёмы. Лёгкие занавески. Искусно выточенные из дерева фигурки, украшающие интерьер. Песочные часы и секстант на каминной доске над небольшим очагом, выложенным плитами чёрного, как ночь, лабрадорита, взблёскивающего голубыми искрами породы. Гостиная не для гостей. Для того чтобы побыть наедине с собственными мыслями, любимыми книгами... Гостиная человека, для которого одиночество стало верным другом!
Бруни сморгнула невольные слёзы. Эти интерьеры рассказывали ей о Кае больше, чем он сам.
Следующей оказалась спальня. Лаконичная обстановка. Те же тёплые, коричнево-бежевые тона, которые Матушке так понравились в купальне. Три окна-эркера в дальней стене выходили на Тикрейскую гавань, из правого была хорошо видна Золотая башня и голые сейчас ветви Вишенрогского парка, растворяющегося в садах, окруживших город с юго-запада. Кровать без балдахина, широкая и удобная, однако застеленная простым, напоминающим солдатское одеяло, покрывалом. С правой стороны на прикроватном столике небольшая миниатюра на костяной пластинке, в цветах таких сдержанных, как и всё в этой комнате...
Бруни остановилась, издали разглядывая миниатюру. Свет из окон будто концентрировался на ней, не бликовал и не слепил, даря коже нарисованной женщины мягкое сияние, делавшее изображение почти живым. Матушке не требовалось ответа на вопрос, кто это? Портрет королевы Рэйвин висел в доме Клозильды Мипидо, знала Бруни и другие дома, в которых портреты Её Величества почитались наравне с алтарями Индари. 'Кто бы мог подумать, — однажды сказала мать, — что девочка из нищего рода Северных вельмож, о которых люди судачат, будто всё их богатство — высокомерие, станет доброй королевой для всего Ласурского народа!'
Матушка протянула руки к миниатюре, желая взять её и разглядеть поближе. Но не посмела. Женщину на костяной пластинке, несомненно, звали Рэйвин, но такую Рэйвин Бруни видела впервые. Художник поймал редкое мгновение откровенности личности — в задумчивом и печальном выражении тёмных глаз, в нежных тенях на белоснежной коже, в чуть опущенных уголках чётко, как у Кая, очерченного рта. О чём думала Её Величество, позируя художнику, имени которого не знала трактирщица с площади Мастеровых? О неумолимом течении жизни? О прихотях судьбы, забросившей девушку из сурового края в центр цивилизации, бурлящий заговорами и интригами? Или о новом приюте для детей-сирот под патронажем короны?
Бруни так и не подержала портрет. Лишь оглянулась на него, выходя и будто безмолвно прощаясь с королевой до вечера.
Последняя дверь из круглого коридора вела в целую череду покоев, явно предназначенных для времяпровождения с друзьями. Бруни обнаружила здесь небольшой бар и курительную комнату, кабинет для игры в тарракер — карточную игру, принятую в высшем обществе, помещение, увешанное оружием и пустое посередине — не иначе тренировочную. Судя по увиденному, её Кай не страдал гигантоманией и тягой к роскоши. Размеры покоев были продиктованы лишь их назначением и не стремились к бесконечности, вещи отличались удобством и функциональностью иногда в ущерб красоте и изяществу.