Оборотень принюхался. Сквозь проемы в досках надстройки проглядывали бледные весенние звезды. Небо еще не начало светлеть на востоке, и они казались серебряными гвоздиками, рассыпанными по черному полотнищу. Приняв человеческое обличье, Весь задрал голову, разглядывая их. Только в одном месте он не искал рю Кравитца! В том самом, использовать которое в качестве укрытия им запретили.
Лихо махнув толстой косой, Гроден шагнул на лестницу, ведущую в смотровую башню. Возникло ощущение, что он ступил на обманчивую поверхность болота. Наверное, стоило обернуться, ведь у зверя инстинкты развиты сильнее, чем у человека. Но за последний год Веслав Гроден из Черных Ловцов вырос в своей звериной ипостаси в крупного волка, оборачиваться в которого на трухлявых ступенях сейчас казалось опасным.
Пока он поднимался, башня чуть колыхалась, даря дразнящее ощущение восторга и угрозы. В лестничном полотне было полно провалов. Один из них чем-то привлек внимание Веся. Оборотень осторожно опустился на колени, лег животом на ступеньку, заглянул внутрь… и наткнулся на полный боли взгляд Сандра.
- Я бы тебя сделал, если бы не эта аркаешева ступенька! - хрипло сказал тот, пока Гроден со все возрастающим изумлением разглядывал торчащий из плеча рю Кравитца металлический штырь, на который тот напоролся, как свиная туша на крюк мясника, когда провалился.
- Ты, правда, нас так ненавидишь? – поинтересовался Весь, прикидывая, как вытащить сокурсника, не обрушив башню.
- Люди – венец творения, серый, люди…
Сандр закашлялся, заскрипел зубами от боли. Ступенька под оборотнем опасно заколыхалась.
- Постарайся не кашлять, - посоветовал Весь, - иначе мы ухнем оба – венцы и не очень! Если я спущу тебе сеть, сможешь ухватить одной рукой?
- Постараюсь, - сквозь стиснутые зубы отвечал рю Кравитц.
Оборотень спустил вниз сеть:
- Постарайся руку засунуть так, чтобы если пальцы соскользнут, не выпутаться, - посоветовал он.
- Не дурак, - последовал ответ.
Сандр продел здоровую руку в несколько широких ячеек.
Весь проверил крепость торчащего из стены обломка доски, закрепил на нем сеть и начал потихоньку сползать в пролом.
- Давай руку… Еще чуть-чуть… Я тебя сейчас сдерну. Готов?
- Готов…
К тому моменту, как Веславу удалось рывками стащить плотное тело рю Кравитца на край штыря, Сандр был бледен, как мертвец, что вовсе не мешало ему шипеть ругательства сквозь зубы. К удивлению оборотня, потомок древнего аристократического рода выражался как пьяный матрос, т.е. виртуозно, образно и не задумываясь. Ругался он до того момента, когда, наконец, сорвался со штыря и ухнул вниз, издав единственный за прошедшее время крик боли. Невольно почувствовав к товарищу уважение, Весь крикнул:
- Держись!
И с усилием вытянул из пролома сначала себя, а затем Сандра. Оба задыхаясь, повалились на ступени.
- Долго ты собирался там висеть? – отдышавшись, поинтересовался Гроден.
Рю Кравитц поморщился и промолчал.
Оборотень покосился на него. Не хотел парень звать на помощь, ясно. Думал, сам выберется, а не вышло!
- Слушай, все спросить тебя хочу, - Весь скинул с себя курсантскую куртку и, отодрав рукав от рубашки, принялся перетягивать ему плечо, - почему ты Закасу тогда, в больнице, в рожу дал? Ты же за фаргу заступился, не за человеческое дитя!
- Дитя – оно дитя и есть! – покачал головой Сандр. – Ну как тебе объяснить, серый… У меня две сестренки-близняшки в таком же возрасте, как та рыжулька. Я тому, кто их обидит, глотку зубами порву не хуже оборотня!
- Венец творения – люди, говоришь? – уточнил Гроден, скрывая улыбку – отчего-то на душе у него было хорошо. – Зубами, говоришь? И в чем тогда между нами разница?
***
На туалетном столике в шахматном порядке были расставлены шкатулки и футляры, пеналы и сундучки: Ее Светлость рю Филонель задумчиво разглядывала драгоценности, подаренные ей королем. Тонкие пальцы герцогини сладострастно перебирали аграфы и броши, ожерелья и цепочки, подвески, серьги, браслеты, шпильки, заколки, медальоны, пудреницы и пряжки. Пожалуй, она могла бы вспомнить историю каждой вещи… если бы захотела.
Аграф с филигранью и драгоценными камнями полетел в сторону. Агнуша резко встала и, подойдя к окну, распахнула створки. Ночь была прохладна, как объятия неродной матери, а где-то там, в Лималле, пахло травой, вечной зеленью и хвоей лесов. И луга в горах казались цветными озерами, в которые хотелось упасть, раскинув руки и утонув взглядом в глубинах небес. Тоска, ставшая привычной, острой иглой впилась в сердце. Что толку тянуть время, когда и так все ясно?