В Чертогах Синих гор было темно – ночью свет магических светильников уменьшали, а факелы и вовсе гасили. Его Величество Виньогрет Первый шел медленно, иногда касаясь холодного камня стены шершавой ладонью. В другой руке он зажимал свиток, с которого свисала на витом шнуре печать из черного обсидиана. Черный обсидиан, надо же! О подобной печати говорилось в древних рукописях, писанных еще в те времена, когда гномы жили единым народом! Уже само по себе письмо с такой печатью удивило Подгорного короля. Но изумлению его не было предела, когда он прочитал его.
«Виньогрет Первый, король Подгорного царства и Драгобужского наземья, поздравляю вас с избранием на трон, случившимся волею Братьев! Желаю долгих лет царствия и верных соратников! Да пребудут границы вашего государства – нерушимыми, стены чертогов – крепкими, а сокровищницы – полными земного огня самоцветов!
Мы с вами не знакомы, хотя оба управляем народами. Мое имя – Ахфельшпроттен Первый, Круткольха мастер, правитель гномов Красной реки или, как говорят сейчас на Тикрее, Независимого Подгорья. Много лет назад наша подземная страна, расположенная под Лималлем, вместе с эльфийским государством оказалась отрезанной от остального мира Завесой, порожденной про́клятым богом, которому поклонялись эльфы. Вот вечно они что-нибудь да напортачат! Впрочем, я написал уже слишком много слов и порядком устал. Дабы вы не обиделись на мою краткость, приведу буллит двадцать восьмой Регламента поведения почтенных мастеров: «Коли у почтенного мастера к другому почтенному мастеру есть действительно важное и срочное дело, допускается переходить к нему напрямую, минуя положенные церемонии». И вот я – миную. Боги были благосклонны ко мне, послав однажды встречу с командой из Ласурии, называвшей себя «хорьками». Волшебница Вителья Таркан ан Денец, оказавшаяся среди них, сняла Завесу с Лималля, возможно, вы слышали об этом. Но были там так же гномы, знакомством с которыми я счастлив и горд. Нам довелось вместе побывать в таких переделках, о которых можно только мечтать, и они стали мне друзьями и соратниками. Постепенно я узнал их историю. Их зовут Йожевиж и Виньовинья Агатская…»
Виньогрет давно миновал Церемониальный, Торговый и Мастеровой кусты, и все дальше углублялся в штольни, работы в которых уже не велись. Они ждали своего часа, чтобы присоединиться к какому-либо столичному району – мирная и сытая жизнь весьма сказывалась на приросте Драгобужского населения: Аркандитирога росла, как на дрожжах. Несколько раз король оглядывался – не следят ли за ним соратники. К постоянному контролю он так и не привык за прошедшее время. И хотя Хранитель Королевского Молота, почтенный Тоннертротт, говорил, что такова участь всех королей – находиться под присмотром ближайшего окружения, дабы чего не случилось, Виньогрет мириться с подобной традицией не желал.
Короткая темная штольня, осветить которую помог магический свиток, оборвалась в пустоту. Напротив, из такого же отверстия в стене, обрушивался в пропасть водный поток. Здесь царила бы кромешная темнота, если бы не лучи предрассветного солнца, падающие с поверхности, из трещин между камнями. В их свете стены пещеры в каплях воды переливались, будто были покрыты теми самыми самоцветами, о которых писал Ахфельшпроттен Первый.
Его Величество сел и свесил ноги. На лицо, разгоряченное долгой ходьбой и собственными мыслями, от водопада веяло приятной свежестью.
Вопиющее нарушение этикета началось с того, что письмо поступило королевской диппочтой из Ласурии, а не было направлено напрямую, с вручением верительных грамот от делегации одной страны – представителям другой. Да и тон оставлял желать лучшего. На миг Виньогрету даже показалось, что так мог бы писать уважающий себя мастер, с которым они в давние времена вместе учились или славно проводили время за кружечкой темного эля, а после пути развели их по разные стороны Завесы. Однако в том, что касалось «действительно важных и срочных дел», как указывал Регламент, Его Величество предпочитал эти самые дела любым церемониям, поэтому ни тени возмущения не было на его лице, пока он задумчиво разглядывал обсидиановую печать. Незнакомый ему король Красной реки казался близко знакомым – он обращался к нему, как к старому другу и делился сокровенными мыслями.
«Ни в коей мере не сомневаюсь в вашем праведном гневе, когда дочь сбежала из дома, – писал Ахфельшпроттен, – однако время – лучший советчик. Оно беспощадно высвечивает – верны ли наши поступки или нет? Я видел, как искренне почтенный Йожевиж, Синих гор мастер, и уважаемая Виньовинья любят друг друга. Я знаю их, как гномов, которые страдают от разлуки с Родиной и готовы послужить ей верой и правдой. Мне не по чину просить, но вас, Подгорное величество, я прошу – смягчите свое сердце и простите дочь, что вызвала ваше недовольство. Но паче обратите взор на ее спутника жизни. Это воистину достойный гном, в лице которого вы обретете верного соратника, друга и единомышленника. Я был бы счастлив предложить почтенному мастеру Йожу место при своем дворе, однако его помыслы, как и помыслы его жены, не направлены в сторону Круткольха…».