Я никогда не был ни конгрессменом, ни сенатором. Не был я и членом правительства. Никогда не занимал выборную должность и никогда до настоящего момента не чувствовал себя достаточно подготовленным к этому. Просыпаясь по утрам, я, как и, уверен, почти любой из вас, не стремился ни к чему большему, кроме как честно отработать день за честную зарплату.
Я был низшим из низших, почти невидимым зубчиком в политическом механизме. Надеюсь, вас не смутит невзрачность моего происхождения. Но мне утаивать нечего. В этот знаменательный исторический день ни одна правда не останется сокрытой, ибо я верю, что правда – тот клей, который соединит нас, и я подразумеваю не только государство, но и народ.
И вот, когда я говорю вам, что перед началом месяцев ужаса я проводил дни, моя полы, прочищая унитазы и выполняя прочую подобную неквалифицированную работу, я говорю это, руководствуясь духом правды, чтобы проиллюстрировать, что в нашей благословенной стране каждый может проложить себе путь наверх и занять самую почетную должность в мире.
Так вот, я занимался как раз второй из перечисленных мной обязанностей, когда включились сирены. Я стоял на коленях, заталкивая в трубу длинную железную спираль-змею.
Меня инструктировали, что нужно делать, если услышишь тревогу, но должен признать, тогда я не был столь сообразителен, как сейчас. Недавний опыт всех нас сделал мудрее. Но в тот раз я отнесся к происходящему недостаточно серьезно. Да, я слышал рассказы о мертвецах, вернувшихся к жизни, слышал то же, что и все вы, и даже больше, поскольку те, кто занимал тогда Белый дом, были не чужды сплетен, и я слышал перешептывания тех, за кем прибирал. Но я жил словно в пузыре, даже не думая о том, что чума доберется досюда, ворвется в стены этого исторического здания.
Тот, старый я был глуп, признаю, и, оглядываясь на себя прежнего, вспоминая решения, которые я принимал, думаю о том себе как о другом, далеком человеке. Но я чувствовал себя в безопасности. Я работал среди умнейших мужчин и женщин в мире, я был окружен людьми, чьи мозги работали на уровне, которого мне тогда было не постичь и даже не вообразить. Я считал, что они смогут найти способ обезопасить нас. Да, я был глуп. Но заверяю вас, заверяю в полный голос, что теперь стал гораздо умнее, поскольку мне повезло и я впитал все лучшее, что могли мне предложить острейшие умы страны.
Но это сейчас. А пока позвольте вернуться к истокам.
Уверенный в своей безопасности, я, вместо того чтобы бросить все и самому броситься в одно из многочисленных укрепленных укрытий, как мы часто репетировали, просто продолжил прочищать трубы. Я считал, что это всего-навсего очередная тренировка, одна из многих, которые нам пришлось выполнять вследствие раскапывания общей могилы жертв чумы в Великобритании и открытия того, что получило известность как «погибель».
Так что я медленно и аккуратно извлек железную спираль и отступил на шаг, чувствуя определенное удовлетворение от хорошо сделанной работы, пусть даже такой. А потом вышел в коридор и направился к своей кладовке, вернуть инструменты. Все, кроме меня, укрылись в безопасных помещениях, в здании было тихо, как никогда прежде. Я даже наслаждался этим покоем. Наслаждался, пока не услышал шлепки, глухой стук, повернул за угол и обнаружил...
Что ж, вы, наверное, догадались, что я обнаружил. Вы знаете что. Мне не стоит это описывать. Я оказался лицом к лицу с кем-то мертвым, но возродившимся. Я не знал, кто он и откуда пришел. Я не стал задерживаться, размышляя, как ему удалось прорвать защиту и пробраться так далеко. Я просто развернулся и побежал.
Убежал я недалеко. Почти тут же меня схватили за руку, рукав рабочей рубахи оторвался и упал.
Ходячие мертвецы, как вам известно, двигаются куда проворнее, чем кажется на первый взгляд. Все, чему научили нас кинофильмы, оказалось неправильным, и человечество поняло это очень быстро. Я повернулся, бросил свой инструмент, и нападающий споткнулся о кольца железной спирали. Он упал, и, хотя его пальцы скользнули по моей коже, я мог бежать. Пока существо вставало на колени, я бросился к ближайшей укрепленной комнате и принялся колотить кулаками в дверь, упрашивая впустить меня, выкрикивая свое кодовое наименование – ибо да, даже у меня был свой код, – умоляя спрятавшихся осознать, что я все еще один из живых.
И они впустили меня, два статистика, укрывшиеся в маленьком кабинете. Если бы они не открыли мне свои сердца – и двери, – меня не было бы с вами сегодня, не я вел бы вас сквозь эти трудные времена. Переполняемый эмоциями, я съежился в уголке, и трясся, и слушал, как люди гораздо умнее меня пытаются разобраться в будущем, прихода которого никто не ожидал.
Пока они говорили о нас и о них и о грядущей великой войне – войне, не похожей ни на одну из войн минувшего, – меня охватил безмерный покой, и звук их голосов уплыл и затих где-то вдалеке.
В какой-то момент я ощутил – не умом, но душой, – что с меня хватит дискуссий. Время разговоров прошло, я чувствовал неодолимую потребность действовать. Пришла пора, если сказать словами поэта, бороться и искать, найти и не сдаваться[88]. Что я и сделал.
Что сделал каждый из нас.
Вот почему все мы здесь.
Забрав у них все ценное, что я мог забрать, все, что укрепляет тело и поддерживает душу, я оставил их и двинулся дальше, к следующей комнате, каким-то образом – не на уровне сознания, а гораздо глубже – понимая, что, только переварив и усвоив мудрость величайших умов нашего поколения, я могу стать тем, в ком вы нуждаетесь, тем, кто поведет вас в новое, безмятежное и мирное будущее.
Ибо разве мы не новые люди?
Мое перерождение пришло с царапиной, не замеченной тем мной, который скорчился в темном углу, тем, кто еще не осознавал, что в нем рождается новый голод – голод и жажда, которые сделают меня великим, подниму над собственным существованием. Голод и жажда, подобные жажде свободы тех, кто основал нашу страну.
Вы, слышащие эти слова, тоже ставшие иными и лучшими, переродившиеся после укуса или с потерей руки. Это не раны и не шрамы. Не скорбите о них, ибо они – наши медали, свидетельство нашего входа в новую великую эру мира.
Те из вас, кто слышит мой голос, но еще не присоединился к нам, вы, наши предки, наши предшественники, знайте, что мы зовем вас в свои ряды.
Мы будем рады вам.
Обнимите нас.
И позвольте нам обнять вас.
Мы сильнее вас. Мы мудрее вас. Мы – граждане новой Америки. Нового мира.
Не спрашивайте, что этот новый мир может сделать для вас, спрашивайте, что мы все вместе можем сделать теперь, обретя свободу от человека.
Сей благословенный день минует, но помните – ибо мы решили, что эти мертвые оболочки не должны возрождаться впустую, – мы то, что мы едим.
Будьте мудры, выбирая пищу. Питаясь, становитесь мудрее. Но ешьте. И ешьте вволю.
И пусть Бог, ожививший нас, благословит всех и каждого из вас.
И да благословит Бог обновленные Соединенные Штаты.
Джеймс Морби,
президент Соединенных Штатов Америки,
4 июля
25 декабря
У каждого уходящего года свой характер. Одни оставляют нам чувство удовлетворения, другие лучше поскорее забыть. Этот год был трудным для многих, особенно для тех, кто столкнулся с последствиями возвращения покойных сограждан в виде неразумных ненасытных хищников, жаждущих человеческой плоти. Но наши сердца тянутся к тем, кто, пускай и не живет больше, остается все же полноценным гражданином Великобритании и кому требуется особый режим питания, к которому надо каким-то образом приспосабливаться.
Уверена, всех нас затронули события на улицах, площадях наших городов и сел, всех опечалили потери, которые понесли наши войска, служившие там. Наши мысли с родными и близкими ушедших героев, проявившими великое благородство вопреки безмерной личной потере. Но мы можем гордиться позитивным вкладом, сделанным нашими военнослужащими, мужчинами и женщинами, совместно с нашими союзниками. И многие пострадавшие снова на ногах, несмотря на утрату высшей нервной деятельности, и продолжают служить, и справляются, поддерживая славные традиции Великой Британии.
88
«То strive, to seek, to find, and not to yield» – «Бороться и искать, найти и не сдаваться». Первоисточник – поэма «Улисс» Манфреда Теннисона.