На полянке стояли на бетонных опорах три бигморды. Алиса быстро спряталась за самую большую и осмотрелась.
Ни людей, ни машин. Только каменная чешуя спуска и тишина. Алисе показалось, что сейчас это изменится, со всех сторон повалят мертвецы — с холма, снизу, сверху, но этого не случилось.
Было бы здорово найти какой-нибудь велик и съехать сейчас вниз, к Кирилловской. Там на горе будет психбольница Павловка, Алиса когда-то в нем волонтёрила. Может, туда зомби еще не добрались? Идти наверх лишено смысла — мертвецы по Смородинскому спускались именно оттуда, значит на Татарке дело худо.
Алиса решила сойти по крайней мере к стадиону. Она держалась — пусть по жаре, пусть без тени — середины дороги, из соображения, что равноудалена от обочин и если что, успеет убежать в противоположном направлении.
Так Алиса шла между пузатым склоном и обложенной камнями бровкой, за которой зеленели ясени и тополя. Если выглянуть за ту бровку, то испугаешься обрыва, под которым на дне чудными грибами-великанами растут дома Липлиновки.
Впереди за деревьями маячил купол Кирилловской церкви, потом, когда Алиса спустилась ниже, его закрыли собой липы и клены, предваряя совсем непонятные заросли, в глубине угадывалась низина.
Подольский спуск делал последний поворот, показалась Кирилловская улица около стадиона, поворота на Павловку, торцевая хрущовка той самой улицы Тульчинской, которой Алиса убегала с Петровки. От жары голова болела и отупление вынуждало воспринимать мир как существующий отдельно.
То, что впереди по Кирилловской ходили, кажется, мертвые люди, представлялось незначительным.
— Чего стоишь? Беги! — закричал ей кто-то с балкона советской девятиэтажки, высунувшейся за деревьями из глубины выемки Липлиновки. Алиса перелезла через полосатый отбойник на тротуар и скрылась в зарослях под кленами. Там был бомжатник — тряпки, мусор, обгоревший матрац. Склон рухнул вниз крапивным лесом. Обжалив руки — но догадалась их поднять — Алиса выбралась на асфальтовую дорогу в устье Репяхова яра. На параллельной, через длинный пустырь, дорожке под самой горой Павловки, кого-то жрали — трое зомби с замазанными кровью подбородками приникли к жертве, чавкали и суетливо разрывали плоть руками.
Алиса побежала вдоль обочины, за поворот, мимо бетонных, похожих на бежевые плитки шоколада, секций ограды тепловой насосной станции, что пряталась там, внутри, укрытая орехом и марельками. Калитка серых ворот была заперта. Алиса продолжила бег, следуя закруглению дороги. Миновала развилку на Павловку и стала продвигаться по Репяхову яру.
По асфальту вечный ручей нес грязь и железистые частицы, превращая левую обочину в рыжую жижу. Лианы обвивали стволы притихших ясеней. Над всем нависали, раскинув лапы, седые ивы.
Берега яра, утопавшие в зелени, с залысинами обрывов, не набрали тут еще полную высоту, в некоторых местах наверх можно было забраться по бродяжьим тропкам. У занесенной грязью бровки Алиса заметила бетонную плиту, прикрывавшую смотровой люк в коллектор. Вдоль бровки к нему шел желоб, прячущийся в водосборник за пару метров до люка. Внизу громко шумела вода. Алиса посветила в проем фонариком. В озарившейся тьме возник коридор — большая круглая труба, в нее с некоторой высоты вливалась другая, поменьше. По дну несся ручей.
Алиса добралась к развилке — дорога расщеплялась похожим на утюг суглинным мысом с непролазной чащей. А всё равно куда идти — не знает местности. Повернула направо. Вскоре стена из акаций прервалась и Алиса увидела в прогалине чистый травяной склон, еще круче и выше, чем по которому она спускалась от пещеры.
Сверху стали катиться, съезжать, бежать и снова катиться люди — Алиса сначала подумала, что это зомби, но по крикам поняла — живые.
Глава 45
Под ногами Канарина узкая тропка между экспериментальным участком овощных культур и забором ботсада. Великанские акации нагоняют страху тихим треском стручков. За порослью похожих на длинные сорняки топинамбуров темнеют зеленью липы, под ними чинно прогуливаются люди, но Канарину кажется, что это зомби, просто они подделываются под людей, а так весь город уже захвачен живыми мертвецами. Надо только взять за руку и проверить. Если рука будет холодная, перед тобой выходец с того света.
С каждым шагом сердце Канарина стучало в ушах всё громче. Четко представилось — книжная стенка в его квартире, и книжка на самой верхней полке, брошюрка без обложки, издание тысяча девятьсот тридцать какого-то года, он ее читал запоем, когда учился рисовать. Книжка прошла через множество рук, на ней были отпечатки пальцев в краске, быть может, великих мастеров. Страницы пахли олифой и едко-хвойным растворителем «Пинен», Канарин ненавидел его, когда отмывал кисти от краски, а именно в той брошюрке он вычитал, как приготавливать краски самому.