– Трое моих братьев – рыжие и синеглазые, – сердце Джона качает кровь так быстро и сильно, что он не ощутил бы зимнего холода, даже ударь сейчас морозный порыв ветра со снегом ему в лицо. – Как его зовут?
И Давос наконец отвечает.
– Рикон. Рикон Старк.
– Виман! Виман! Есть здесь хоть кто-то живой, кто видел Вимана, мать его, Мандерли?! – с каждым этим криком Джона, быстро шагающего по гостиничному коридору, надежды Рамси на то, что может быть, им все-таки удастся разрешить это без полагающегося скандала, тают чище дыма, вившегося к высокому потолку от сигареты крепкой пожилой женщины, сидевшей в лобби и проводившей их задумчивым, но безразличным взглядом.
По правде, Рамси совсем не хочется участвовать в этом, но он уже решил, что не будет останавливать Джона. Во-первых, ему нравится Джон, а, значит, до поры до времени нравится и все, что он делает, нравятся все его добровольно и самостоятельно принятые решения. Во-вторых, Джон Сноу, который явно собрался укусить жирную миногу за хвост, добравшись до одного из четырех сердец… ну, это же все-таки, мать его, настоящее зрелище. Рамси бы заплатил пару десятков фунтов, чтобы посмотреть на кого угодно, кто будет звать Вимана Мандерли во весь голос этим тоном, а за Джона Сноу без сомнения отдал бы и полтинник. Если бы только кто-нибудь сейчас принимал фунты. И если бы Джон Сноу не делал это прямо сейчас совершенно бесплатно.
– Виман, – Джон тем временем останавливается в открытых дверях ресторана, растрепанный, румяный и злой. Рамси догоняет его и без удивления обнаруживает, что Виман находится ровно на том же месте, где и был: возможно, ему стало настолько тяжело передвигаться с его весом, что он предпочитает не покидать насиженное место, особенно если то, как неожиданно, находится рядом с кухней.
Кроме него, здесь сейчас остались только Винафрид и Хозер, нарочно медленно прекратившие разговор и недовольно взглянувшие на Джона. Наверное, остальные нашли себе занятия получше, чем месить ложками карри целый день, думает Рамси.
– Виман, ты сказал, что знать не знаешь никакого Эддарда Старка, – голос Джона напряженно вздрагивает.
– Да, и если ты хочешь уточнить, именно так ли это звучало, я скажу тебе еще раз, – Виман же голос не повышает ни на гран, щурясь и смотря на Джона с нарочито вежливым интересом. – Я знать не знаю никакого Эддарда Старка, Джон Сноу, так же, как знать не знаю, какого… почему вы оба еще здесь.
– Но ты знаешь Рикона Старка.
– И? – бледная бровь Вимана едва заметно приподнимается на его одутловатом лице.
– Старк – и Старк. Ничего общего не находишь? – кажется, Джон по-настоящему взбешен, и Рамси, с его странным и замедленным пониманием социальных связей, не понимает этого до конца, но, кажется, все-таки начинает немного догонять, что к чему. Не в том, что важно для Джона Сноу, а в том, что важно для Джона Сноу.
– Рискну предположить, что эти люди носят одну фамилию. Я угадал? – а Виман не теряет самообладания.
– Да, потому что Рикон Старк – сын Эддарда Старка. А Эддард – брат моей матери, Лианны Старк.
– А. А-а. Вот в чем дело, – и пухлый рот Вимана трогает улыбка. Как будто ты в самом деле не знал, жирная минога, думает Рамси, но по-прежнему ничего не говорит, одними ногтями почесывая Иву между ушей. – Ну, тогда это уже другой разговор, Джон Сноу, – а вот Винафрид и Хозер смотрят на него так удивленно, будто взаправду ничего не понимают. – Тогда садись. Поговорим по-семейному, раз уж так вышло.
– По-семейному? – Джон игнорирует предложение сесть.
– По-семейному, – соглашается Виман, и его и без того маленькие глаза превращаются в аккуратные, тонкие щелочки в жире. – Видишь ли, Джон Сноу, так как бедного Рикона мне представили как сиротку – ведь что еще, кроме смерти, может заставить человека бросить своего ребенка одного в замерзшем доме, – я, благодаря моей драгоценной Винафрид, – он вслепую протягивает руку, смыкая свои жирные короткие пальцы на запястье внучки, – уже подготовил документы для оформления опеки над ним. Конечно, с этим все равно придется подождать до конца Зимы, органы опеки, видишь ли, отказываются работать в такой мороз, да и нужно будет получить еще несколько справок, пройти какую-то там подготовку… но в какой-то мере я уже чувствую, что мы с тобой породнились, Джон Сноу. Так что да, давай поговорим по-семейному.
Глаза Рамси округляются. Наверное, третий раз в жизни Виману Мандерли все-таки удается его удивить. Первый – одним своим видом, не цепким интеллектом, скрывающимся под центнерами жира, но все же знатным, почти нечеловеческим видом своего оплывшего тела. Второй – когда он оказался заядлым кинолюбителем, да еще и предпочитающим фильмы вроде того, с превращением в гигантскую крысу. И, наконец, третий – когда посреди заморозившей все живое глубоко под снегом Зимы он умудрился заполучить единственного маленького Старка – рыжего, как теплый огонек – и, судя по всему, собирался ловко прибрать его под опеку и, как следствие, достаточно задурить мальчишке голову, чтобы со временем начать распоряжаться на редкость приличным, судя по увиденному Рамси дому и скупым упоминаниям Джона, состоянием его семьи.
Да, вот это определенно должно взбесить Джона настолько, что предыдущая попытка вывести Вимана на ссору покажется секундным детским капризом, думает Рамси.
Но Джон вдруг успокаивается так резко, как будто никогда не злился. Только его губы вздрагивают, будто он собрался не то улыбнуться, не то швырнуть в Вимана неприбранной миской с ближайшего стола.
– Ладно. Давай поговорим, – он снимает капюшон и шагает к столу.
– Семейные “разговоры” – херня, из-за которой передохло больше народу, чем из-за холода и упырей вместе взятых, – тянет Хозер. – Не буквально чаще всего, но если измерять количеством пролитой крови… Я, пожалуй, плесну себе еще кофе.
– Да, и мне, пожалуйста, – роняет Винафрид, не обращая внимания на его недовольно вспыхнувшие глаза, двигая свою кружку и не отрывая внимательного взгляда от Джона.
– И мне, Хозер, мой сладкий престарелый червячок, – еще до прозвучавшего возражения все-таки ухмыляется Рамси, стягивая лямки рюкзака с плеч. В конце концов, чем бы это ни закончилось, они как минимум поедят.
– Ну что же, Виман, давай начистоту…
Поняв, что Джон чувствует себя достаточно уверенно, Рамси спокойно усаживается и под неодобрительно скользнувшим по нему взглядом шаркающего к соседнему столу Хозера – Виман уже полностью поглощен Джоном и не обратит внимание даже на руку карманника под полой своей шубы – наполняет чью-то опустошенную миску ароматным, острым и густым грибным супом из стоящей на краю стола кастрюли – сколько же, мать ее, еды могут позволить себе подавать в Белой Гавани круглосуточно, – цепляет с общего блюда два приличных куска холодной вареной говядины – один отправляется тут же улегшейся у его ног Иве под стол, – от души зачерпывает масляной фасоли с черносливом – хотя он и не уверен, что его кишечнику это нужно после того, что у них было на той койке – и, прикусив еще кусок кисловатого хлеба, водружает этот полноценный обед перед собой, собираясь заняться им не менее любовно, чем Джоном Сноу несколько долгих десятков минут назад.
– Я бы спросил, не треснет ли твоя рожа, да, похоже, она уже начала, – с типичным амберовским дружелюбием Хозер грохает рядом с ним полную кружку кофе и освободившейся рукой стучит по своей нижней губе в том же месте, где у Рамси гноит один из многочисленных прыщей.
– А я вот не пойму, в чем твоя проблема, Хозер, – жадно сглотнув первую ложку, Рамси прерывается для ответа, – тебе не о чем думать больше в такое трудное время, кроме как о моей роже? То есть неужели во всей Гавани не нашлось никакого хорошенького мальчика, кроме меня? Или прыщи на твоем вялом хрене их так отпугивают, что ты решил за мои взяться? Так вот: мои-то точно не от герпеса, так что тебе здесь ловить нечего, – он возвращается к супу, продолжая слушать Джона не менее внимательно, чем Виман. Хозер ловко вытаскивает прижатую предплечьем к груди кружку, ставит ее перед вряд ли даже заметившей это Винафрид и, хрустнув коленями, садится рядом. Насчет того, что он пропустит хоть слово Джона и Вимана из-за их никчемушной болтовни, Рамси тоже не обманывается.