Месяц спустя…
Я лечу. Знакомые приборы, панель с переключателями, массивные наушники на голове – все говорит, что я в кабине вертолета. Внизу проплывают величественные сопки, словно огромные, заросшие густой растительностью животные, спрятавшие свои морды под массивной лапой, как это делают коты. Их «спины» и «бока», покрытые снежной вуалью, сверкают серебристым бисером в ярких лучах осеннего солнца. Меж ними змеится выпуклой, широкой веной Ингода, поблескивая время от времени слюдяными бликами. На горизонте на фоне яркой лазури проступают четко очерченные крутые бока Водораздельной горы или «Великий Исток», как чаще ее называют из-за того, что воды от нее текут в Ледовитый и Тихий океаны, в три великих реки — Енисей, Лену и Амур. От вида, открывающегося взгляду, сердце взволнованно подпрыгивает, пульс учащается, разгоняя кровь расплавленной ртутью по всему телу, заставляя трепетать каждую клетку! К горлу подкатывает ком, и непрошеные слезы застилают глаза. В груди восхищение смешивается с тоской, радость с болью! Душа разрывается, бьется и силится вырваться на свободу, чтобы нырнуть в небесный океан и наслаждаться высотой, воздушными потоками и необъятной красотой! Гора приближается, и уже можно различить темно-зеленые лапы сосен и рыжую бахрому лиственниц на ее склонах, темные, почти черные на свежем снежном покрове заросли багульника, которые в мае вспыхивают ярким лиловым цветом, буйствующим по всем сопкам. Миновав вершину, с торчащими шипами горных пород, оказываюсь над перевалом, откуда открывается обширное среднегорье Яблоневого хребта. На северо-востоке у самого горизонта виднеется плоская двуглавая вершина гольца Саранакан. Моя цель – Малый Саранакан, куда и направляю послушную машину.
На склоне довольно много снега, хорошо, что не приходится преодолевать этот путь пешком! На плотной снеговой корке различаю следы разной живности, самые заметные – косули, изюбра. Знаю, что на Саранакане водятся глухари, рябчики – голодной смертью не умрем. Да и теплую одежду будет из чего сшить – соболь здесь так же не редкий гость. Снег здесь выпал гораздо раньше, чем в городе – вон деревья и кусты покрыты куржаком, пни в снежных шапках, как гигантские грибы. Под покровом снега – развалы камней, кусты кедрового стланика. Все кругом сверкает, переливается, слепит глаза, которые невозможно оторвать от искрящегося буйства! А вокруг становится все красивей и красивей. И солнце клонится уже к горизонту. За деревьями впереди просматривается предвершинный уступ. Снижаю высоту, ищу глазами посадочную площадку, расчищенную от деревьев и кустарников. На плоской вершине гуляет сильный ветер. С бешеной скоростью он крутит алюминиевый спиралевидный флюгер автоматической метеостанции, установленной наверху. Кроме флюгера крутятся и беспрерывно работают лопасти ветрогенераторов, обеспечивающих энергией небольшой поселок, что раскинулся чуть дальше маленького домика. Солнечные батареи станции тоже заботливо очищены от снега, и вовсю жонглируют угасающими в закате лучами, вытягивая из них свет и тепло напоследок. Шум двигателей постепенно замирает, как и мое сердце. Сижу в кресле с закрытыми глазами и глухо бьющимся сердцем и не решаюсь двинуться с места. В голове пульсирует страх. Резкая смена внутреннего состояния от всепоглощающего восхищения от полета до удушающего ужаса перед неизвестностью сковывает все мои члены. Преодолеваю себя и заставляю встать и выйти в салон. Она все еще блуждает в тумане беспамятства. Лицо, похожее на восковую маску, кажется мертвым, губы еще вчера нетерпеливо подрагивающие в горячем поцелуе, теперь сомкнуты в монолитном молчании, глаза, раскрывающие для меня бесконечность вселенной– неподвижно застыли под полупрозрачной кожей тяжелых век. Кажется, жизнь покинула это хрупкое тело, которое еще недавно было таким податливым и жарким в моих руках, вызывающим во мне ураган пульсирующего желания и нежности, способного одним движением превратить мою кровь в жидкий огонь!
Безысходность гранитным булыжником наваливается на грудь, перекрывая доступ кислорода. Начинаю задыхаться: от страха потерять Её; от чувства вины, что не успел, не защитил; от надвигающейся тоски, жестко ломающей ребра, разрывающей грудь… Крик отчаяния застревает в горле, выбивая слезы, горькие, как хенна…