Люди испуганно перешептывались. Двое казаков стояли у дверей, не зная, что делать.
Вдруг перед Ильей завертелся мир, сделалось душно и гадко, и он медленно повалился на земляной пол.
Очнулся Илья уже на свежем воздухе. Вокруг было много людей, и казаки, и инородцы. Все что-то говорили.
— Ну, Илья, вот и очухался, — заметив, что он открыл глаза, сказал атаман.
Илья непонимающе водил глазами, все еще не отойдя от шока.
— Сомлел ты там, — протягивая руку, объясним атаман.
Схватив руку атамана, Илья поднялся. В груди жгло, будто каленым железом припечатали. Расстегнув кафтан, Илья задрал рубаху, как внезапно, за плечо схватил Октавий — писец приданный отряду, для записи собранного ясака.
— Погодь, служивый. Вестимо, не знаешь ты, что под рубахой твоей крест святой светится.
Савва оглянулся на них.
— И вправду! Крест кажись не простой у Ильи. А ну сказывай, откуда такое чудо у тебя?
— Да бабка перед смертью мне его в руку положила, дескать, крест из дерева, на котором Иуда повесился, от козней нечистой силы оберег…
— Скажешь тоже, — усмехнулся Октавий, — Таких крестов в Москве — на каждом углу за копейку десяток продают.
— Погодь, те кресты из дерева на котором, будто бы, распяли Спасителя, — задумчиво рассматривая грудь Ильи, сказал Савва, — Только многовато их, ковчег впору строить…
Но тут их прервал конский топот. Прямо на них скакал казак, старавшийся удержать изо всех сил взмыленного коня.
— Ба, да это же из дозора! — воскликнул Савва.
— Атаман! Беда! — запрокидывая коню голову и поднимая его на дыбы, закричал казак.
— Что случилось?
— Никак князь возвращается! — слышалось от собравшихся вокруг инородцы.
Казак лихо спрыгнул с седла.
— Захар вернулся, Петруху привез!
Савву охватило дурное предчувствие.
— Видать…
— Атаман, Захар с ума сошел, что-то бормочет, как дите малое, а Петруха уже кончился! — перебил Савву казак.
— Где они?
— В ближнюю избу их отвели.
— Веди нас туда, — выкинув из головы странный случай с крестом, прохрипел Савва.
Маленькое помещение еле вмещало в себя так много народу, кажется, вся дружина собралась здесь. Войдя, Савва шепнул Илье, — Узнай, кто в карауле.
— Хорошо, атаман, — сказал Илья и, потянув за локоть кого-то из казаков, вышел с ним наружу.
Посередине, прямо на полу лежали два тела.
Оказывается, Захар тоже кончился, не дождавшись прихода атамана.
— Слышь, Савва, кажись, хто-то жив, — потянул за рукав седой бородач в мохнатой шапке.
Действительно, Петруха едва заметно шевелил рукой. Кто-то удивленно цокнул.
— Э, однако, — только и промолвил Савва.
Многое видали казаки, но такого — нет.
Шевеления тем временем, становились все настойчивее, теперь к противоестественному движению присоединилось и тело Захара.
Все отшатнулись.
Рядом с телами остался только Савва и Октавий.
— Атаман, он уже был холодным! — сдавленно выкрикнули из толпы.
Октавий обернулся.
В этот момент Савва заметил, что Петруха открыл глаза.
Что-то странное привлекло внимание атамана, что-то неправильное.
С неуловимой глазу быстротой, Петруха сел на корточки, огляделся.
Стоящие вкруг, оцепенело, наблюдали за ним.
Октавий подошел к сидящему Петрухе и наклонился к нему, говоря, — Такое бывает, ещё Агриппа упомянул в своем труде, о странных свойствах холода, а сейчас мы все…
Мгновенно вскинулись руки Петрухи, хватая Октавия за шею.
Рраз! Хрустнули позвонки.
Два! Тело Октавия полетело в толпу.
Три…
Но к этому моменту, опомнившийся атаман, молниеносным движением вытянув из ножен саблю, полоснул по тянущейся к нему руке нежити.
С легкостью, за которой угадываются многочасовые занятия рубкой, лезвие прорубило плоть мертвеца до кости.
Нисколько не смутясь подобным поворотом событий, тело вскинуло вторую руку, и на этот раз схватило Савву за голову.
С утробным воем подскочил к гулю седой бородач в мохнатой шапке, поднимая боевой топор.
Но навстречу ему взлетело тело Захара, с жутким хрипом вцепляясь зубами в горло бородачу.
Отбросив Савву с раздавленной как орех головой, гуль врезался в толпу, калеча и убивая остолбеневших от ужаса казаков.
Выехав из лесу, Степан первым делом обратил внимание на отсутствие конного дозора, который должен был стоять на противоположном, от острожка, берегу речушки.