Я бегу вниз с холма, к открытому и такому привлекательному для меня аласу. Размазывая слезы по щекам, я спотыкаюсь, останавливаюсь, чтобы отдышаться, но замечаю, что дед уже близко, с той самой противной уткой в руке.
— Бар! — кричу я и бегу дальше, но дед подхватывает меня на руки и со скрипучим хохотом подбрасывает меня своими сильными руками в воздух.
Я сопротивляюсь, ору, а дед все смеется и смеется.
— Эрээк, — приговаривает он. — Кып кыра.
И тут у меня вдруг разливается тепло по телу, и мне кажется, что с каждым подбрасыванием вверх я смогу дотянуться до яркого, будто мелом нарисованного солнышка. У дедушки слишком заразительный хохот! Я протягиваю ладошки к небу и уже начинаю смеяться вместе с ним, а то и пуще, чем он.
Потом мы обнимаемся, и меня согревает: с одной стороны — дед, с другой — живительные лучи жаркого летнего солнца.
По чему я буду скучать в Л.А.? По своим близким, конечно же. По маме, которая с годами становится все только красивее, по отцу, который так смешно обращается с мобильными телефонами.
По милой, чистой и ласковой Элизе, по растяпе брату, который, я знаю, обязательно станет еще даже лучшим добытчиком для семьи, чем я. Теперь я это знаю. Однажды вкусивший вкус победы, пусть даже и на соревновании по плаванию, не может больше ее забыть.
По моей наивной бабушке… Но я рассказывал про нее? Да, уже рассказывал.
По убитой мною Лене, по Лехе, по Бекке — по всем-всем-всем.
Но я больше не вернусь к ним. Я умер.
Поэтому сейчас я еду через Москву в Лос-Анджелес, туда, где я смогу родиться заново.
Александр Фролов
ВЛАСТИТЕЛИ ДУМ
— Описать хоть сможешь?
— Да вот… не запомнился он мне как-то. Обычный такой парень, худощавый, волосы короткие, куртка черная, джинсы темные, на лице шарф, бежевый. Ну и он ведь сразу побежал, как меня увидел.
— А чего тебя так это зацепило? Ну, впаривал мужик девке наркоту, ну ты его за этим попалил, он и побежал, все естественно, откуда он знает, может ты мент?
— Ох, Коля, Коля, «мент», не «мент»…
Алексей затянулся и поежился — хотя октябрь в этом году и выдался довольно теплым, порывы осеннего ветра пронизывали насквозь.
— Понимаешь, во-первых, предчувствие у меня, что не такой простой этот парнишка, каким кажется на первый взгляд, а во-вторых, девка та, это не абы кто, а Настена.
Друг закатил глаза.
— Лешка блин. Каждый раз, когда у тебя проблемы, я это имя и слышу. Нафига она тебе сдалась? Ты же женатый мужик, взрослый, серьезный. Не связывайся ты с ней, — от увещеваний, друг перешел к уговорам, — конченый она человек. Знаешь же, назад ей уже ходу нет, кто с иглой подружился, тот по своей воле не слезет.
Алексей молчал, сосредоточенно изучая облезлую стену дома, явно не желая продолжать разговор, и собеседник покачал головой, а затем, пожав на прощание руку, открыл дверцу служебного УАЗа.
— Бывай. Только дел не натвори.
— Постараюсь. А ты посмотри, что я просил, только не забудь!
Машина тронулась с места, разбрызгивая из-под колес грязно бурую мешанину грязи и снега, а затем скрылась за поворотом. Выбросил окурок через плечо и, накинув капюшон, Алексей прошел под аркой, выйдя на проспект Ленина. Серое небо, серые дома, вдобавок слякоть напополам с гололедом — какое тут могло быть настроение? Думая о своем, он сделал пару шагов, к дорожному переходу с непременной лужей, по-хозяйски разлегшейся вдоль обочины. Вдруг с диким ревом и громыхающей из приоткрытых окон музыкой, мимо пронеслась белая «карина», обдав его фонтаном воды из-под колес. Водитель даже не взглянул на не вовремя подвернувшегося пешехода, а спокойно проскочив на красный, уже продолжал свой стремительный полет по полукольцу площади. Впрочем, даже если бы он и оглянулся, вряд ли успел бы разглядеть за столь краткий миг, как в глазах парня мгновенно загорелся недобрый огонек.
Внезапно задние колеса «карины» повело, раздался душераздирающий скрип тормозов, и машина, выскочив на тротуар, где по счастью не оказалось пешеходов, с размаху влетела в чугунную ограду здания ЛОРПа.
Сразу набежали зеваки, случайные прохожие заворачивали головы, силясь уловить и свой жирный кусок «вкусненького» в серой толчее дня, откуда-то издалека завыли сирены. И только один человек так и стоял у самой кромки проезжей части, совершенно, с виду, безучастный к случившемуся. Загорелся зеленый, и, пробормотав под нос строчки из старой песенки «не воюй со мной, не воюй», Алексей, в два прыжка преодолев лужу, добрался до сухого асфальта и пошел своей дорогой.