— Достаточно, много не нужно.
Евдокия тут же перевязала ладонь чистой тряпицей, будто уже заранее знала об этом зловещем ритуале, наверняка загодя и приготовила.
— Сегодня же найдёшь на погосте «мучин крест» свежую могилу без креста на надгробии, наберёшь в любой церкви святую воду, и в полночь жди меня у западного входа на кладбище.
— На «мучином кресте»? — уточнил Григорий.
— Я не ясно выразился? — вопросом на вопрос ответил мужчина.
— Понял, сделаю.
— Не забудь взять с собой лопату.
— Зачем?
— Там увидишь…
«Мучин крест». Это кладбище для захоронения воров, насильников, самоубийц и нищебродов пользовалось в городе дурной славой, люди и днём старались обходить его стороной, а уж ночью — тем более. Когда-то, говорят, там был мученически убит и распят на перевёрнутом кресте припозднившийся беспечный прохожий, полиция так и не смогла найти преступников. Отсюда и пошло название погоста. Тем не менее, крестов на могилах там было мало, в основном кресты устанавливали богатые родственники известных померших.
Направляясь на поиски свежей могилы, прихватил с собой и револьвер, он никому не позволит дать себя в обиду. Однако свежая могила нашлась сразу — мужчина сорока лет, от чего он умер — неизвестно. Запомнив место, Григорий направился в Никольскую церковь за святой водой, и сразу домой.
Долгое состояние крайнего возбуждёния и ожидание близкой развязки дали о себе знать: в животе ощущался неприятный холодок, как во время массированного вражеского артобстрела тяжёлыми орудиями, когда при близких разрывах снарядов всё тело сковывал животный страх, и хотелось забиться как можно глубже в землю. При этом, осознавая, что в случае чего и земля не поможет выжить.
В знойном июльском воздухе явно чувствовался запах горелой серы, этот запах преследовал Гришу повсюду. По возвращении домой дворовый пёс при виде молодого хозяина заскулил, поджал под себя хвост и забился в конуру, чего раньше с ним никогда не бывало. К великому удивлению, сняв перед обедом повязку, обнаружил, что рана на руке полностью зарубцевалась!
Дождавшись, когда домочадцы уснут, Григорий взял лопату, склянку со святой водой, и направился на погост «мучин крест». Думы ни на секунду не оставляли его: тщетно силился понять — как позволил втянуть себя в эту, попахивавшую глупейшей средневековой дикостью, авантюру. Но обратной дороги уже не было: отказ от «договора» означал бы поруганную честь.
В полночь к воротам подошёл «исполнитель»:
— Показывай!
Григорий понял, привёл его прямиком к могиле:
— Здесь…
— Копай!
Превозмогая страх и ужас, Гриша приступил к раскопке могилы. Земля ещё не успела достаточно осесть, копалось довольно легко. Светила полная луна, напоминая о чёрных глазах Евдокии, на соседней старой могиле жутко фосфоресцировала прогнившая оградка, вкривь и вкось торчали редкие покосившиеся кресты. Страх подгонял копателя: «скорей бы всё это закончилось!».
Наконец лопата стукнула по дереву.
— Открывай, Григорий и выйди из могилы, — ухмыльнулся «исполнитель», в его глазах мелькнули языки пламени, — рано тебе ещё. Сам недавно из могилы вышел так и ближнему подмогни, не стыдись добро делать… — смех исполнителя был густым и громким. Он явно не боялся, что его кто-то услышит. По всей видимости, кладбищенский сторож, если таковой и есть, запер двери на все запоры и сейчас трясётся от страха и ужаса.
Поднатужившись, Гриша вскрыл плохо сбитую крышку ящика — именно в таких сколоченных ящиках и хоронили на этом погосте, благо он был забит деревянными гвоздями, а не железными, и перебросил её через насыпь. Пахнуло плесенью и трупным запахом. Стараясь не смотреть на покойника, выбрался из могилы и сразу обнаружил на земле ту самую чашу, в которую он ещё днём нацедил свою кровь. В чаше, покачиваясь, отражалась не белая, а багровая луна — она отражалась от не свернувшейся за день крови.
Исполнитель стоял поодаль, по нему было видно, что сейчас он тоже чего-то боится, но явно не покойника:
— Вылей в чашу воду! — не то испуганно, не то брезгливо передёрнулся, — да смотри, ни капли мимо не пролей!
Григорий послушно выполнил приказ — бережно, стараясь не расплескать, налил из склянки святой воды. Он почувствовал, как на голове зашевелились волосы: вода в чаше тотчас забурлила!
— Это кипит твоё благородное негодование, юноша! — нехорошо засмеялся исполнитель, в голосе вновь зазвучала стальная уверенность, — возьми чашу и вылей содержимое на покойника!