Но пока первый подъезд, стоял словно не преступный волнорез, на берегу бушующего моря. А под его защитой замерли четыре жильца и две незваные гостьи, волей судьбы или случайно, ставшие невольными пленниками одной четвертой дома.
На старомодном потертом диване, сидели две подруги. Притихшие, испуганные, они в очередной раз пытались дозвониться по мобильному до родителей. По щекам младшей оставляя за собой разводы текли крупные слезинки. Черными ручейками сошла косметика открыв миру детское личико испуганной совсем юной девочки. В Константине неожиданно проснулись отцовские чувства. Присев рядом с ними, он словами безуспешно пытался успокоить и обнадежить невольных гостей.
Но наверно, Марина будущая мать лучше разбиралась в тонкостях женской души. Подсев к девочкам, она ласково погладила по волосам подружек и ласковым, материнским голосом сказала: — Чэ эрэ кырыьаабыссалар куттаныман.[8]
— Мы по якутски плохо понимаем: — вытерев слезы рукой сказала старшая из подружек.
Марина тихонько взяла подружек за руки и тихо сказала:
— Ну ничего, милицию кто-то наверное уже вызвал, сейчас приедут и отвезут вас домой, а мама с папой наверное уже дома сидят, ждут вас.
Константин поняв, что здесь он ничем помочь не может, пошел на кухню заваривать чай.
В это время Глеб и Миша бегали по этажам, пытаясь достучаться до остальных жильцов подъезда. У последней квартиры на пятом этаже они остановились перекурить. Курили молча, оба были слишком погружены в свои мысли, но так или иначе, все крутилось вокруг одного:
— Какого черта происходит… — озвучил Глеб.
— Что делать будем?
— Надо выйти, нельзя на месте торчать. Встретим кого, узнаем что произошло.
— Можно, можно и «этих» встретить.
Глеб поднялся:
— Поэтому пойдем, только мы вдвоем Миша?
— Давай, только надо взять что-нибудь с собой. — Миша выразительно тряхнул кулаком в воздухе.
Спускаясь мужчины заскочили в свои квартиры. Через минуту другую, уже все присутствовавшие собрались у двери домофона. Марина держала своего супруга за руку, заглядывая в глаза она повторяла и повторяла, словно заклинала:
— Очень осторожным будь Миша!
Миша в толстом свитере, вязанной шапке, в руке держал небольшой топор. Сын таежного охотника, он с пятнадцати лет ходил с взрослыми на медведя. Но сейчас он не лез с ножом в берлогу к убитому или раненному медведю, что ждало их там впереди, за дверью? Неизвестность, которую следовало приоткрыть? Или гибель на пороге своего дома?
Но Миша не боялся. Страх любимой подпитывал его и он просто не мог сейчас боятся. Не героизм, не глупость была этому причиной, а простая ответственность отца семьи. Так его воспитывали, так он и жил. Его жена носила его ребенка, они должны были знать что происходит, возможно им следовало бежать из города, или же наоборот затаиться в квартирах?
— Ой плохая это затея, ой плохая. — покачал головой Константин.
— Константин Егорович, надо узнать, что происходит — сказал Глеб.
— Торопитесь вы, можно было бы подождать или спросить из окна у кого-нибудь на улице, — с укором сказала Марина.
— У кого спрашивать? Никого нет, почему остальные соседи не возвращаются домой? Где милиция, скорая? Глеб прав, может нам нужно убегать из города?. — спрашивал Миша.
— Вроде тихо — стоя у двери домофона сказала Маша, старшая из подружек.
— Отойди от двери. Все назад! Константин Егорович встаньте сбоку от двери, когда скажу нажимайте кнопку и сразу отойдите в сторону. Миша готов? — скомандовал Глеб.
— Готов, открывай.
— Нажимайте!
Как громко и резко запищал сигнал открытой двери домофона! Резкий пинок и Глеб с Мишей с топорами готовыми обрушится на головы врагов, выскочили из подъезда. Морозный воздух, ледяной волной ворвался в легкие. Глеб закашлялся.
Сухой кашель быстро растворился в воздухе и наступила тишина… Только со стороны автовокзала доносились отдаленные приглушенные крики и где-то далеко-далеко проезжали машины, но это же скорее был фон. Сам же двор был окутан туманом и до верхних этажей домов наполнен тишиной.
Скрип утрамбованного снега гулко раздавался под их ногами.
— Смотри под домом Миша — тихо сказал Глеб.
Обойдя дом они вышли в соседний двор. Посреди проезжей части резко выделялись темные лужи разных размеров.