Дед вычерчивает в воздухе красивую дугу, и рядом со мной в иголки опускается голова девочки. В остекленевших глазах - звериный голод. Шею словно бритвой срезали.
Меня сотрясают спазмы.
Я вижу соплю и слюни.
Усилием воли заставляю себя подняться. Из оврага всё еще доносится мычание. Делаю два неуверенных шага и натыкаюсь на полуразложившегося хиппи в клетчатой рубашке. Бью наотмашь - волосатая голова слетает с плеч и ударяется в ствол дерева. Туловище падает на колени, из шеи мертвеца толчками вытекает густая жижа.
Очередное мычание оборвано взмахом катаны.
- Назад, - голос деда спокоен.
Пятимся подальше от оврага, вслушиваемся в каждый шорох. Мертвяки ведут себя точно так же, как и зомби в популярных сериалах моего мира. Рычат, тянутся скрюченными пальцами к жертве, двигаются медленно и норовят окружить со всех сторон. Безмозглые твари. Никакой тактики. Напрочь отсутствует инстинкт самосохранения.
Малость полегчало.
Лес обрел четкость, меня больше не ведет на поворотах. Желудок опустошен, в теле слабость, но голова ясная. Вытираю подбородок тыльной стороной ладони. И понимаю, что где-то в траве валяется мой рюкзак.
А вот и он.
Выцветший бледно-голубой туристический вариант. Каркасный, литров на шестьдесят. С кучей застежек, лент, карабинов и петель. Как вы уже догадались - с пристегнутым рулоном "пенки", металлической флягой, палаткой и еще какой-то хренью. Неподалеку - имущество деда. Там еще больше всякого обвеса, включая сложенную телескопическую удочку.
Похоже, мертвяки напали на нас во время похода.
Взваливаю рюкзак на спину. Руки сами застегивают пояс, привычно поправляют ремни. Дед наблюдает за мной, опустив меч. Справившись с креплениями, поднимаю мачете. И лишь после этого старик надевает свой рюкзак, предварительно убрав катану в ножны. Выглядит это, как в самурайских фильмах Такеши Китано. Взмах - и клинок очищается от крови. Неспешное вкладывание в ножны - кожаные, с красивой оплеткой и тиснением. И лишь после этого дед укладывает оружие в траву. Щелчки застегивающихся карабинов.
Мычание из кустов.
Дед подбрасывает носком ботинка ножны, перехватывает их левой рукой, резко извлекает меч и смещается в сторону. Кажется, вес рюкзака его нисколько не смущает. Размашистая восьмерка - и ходячий труп разваливается на четыре части.
Ловко орудует железками мой родственник.
Теперь у меня есть время присмотреться к старику получше. Как я уже сказал, это худосочный старикашка, которого легко недооценить. Откуда силы берутся - непонятно. Рубашка цвета хаки отдаленно напоминает гимнастерку. Широкие штаны на завязках. Обувь смахивает на мокасины, но это не точно. Лицо моего спутника скрывается под широкополой соломенной шляпой. Прямо странствующий самурай, а не дед. Возраст, кстати, я не берусь определить. Лицо азиатское, но это может быть и бурят, и казах, и кто угодно.
Мы разговариваем по-русски.
И всё же, эта версия русского кажется мне искаженной. Ударения ставятся не всегда адекватно, произношение... даже не знаю, как объяснить. Словно язык морфировал на протяжении нескольких десятилетий, но не катастрофично.
- Говорил - не ходи без меня, - ворчит старик, привычным жестом вкладывая меч в ножны. - Леса тут дикие. Неизведанные.
Я начинаю кое-что припоминать.
Моя прошлая жизнь кажется волшебным сном - несбыточным и недостижимым. Уютная квартира, ванна, горячая вода. Гипермаркеты, доставка пиццы. Онлайн-магазины. Это как инопланетная культура. ЗДЕСЬ нет попаданца Леонида Ивашкевича, есть опальный боярич Платон Верский.
Стоп.
Какой, к херам собачьим, боярич?
Мы же не в Москве при Иване Грозном. Здрав будь, боярин, и всё такое. Это же двадцать первый век... или нет? Бешеный Енотик забросил меня в лесную мясорубку, ничего толком не рассказав.
Итак, я - Платон Верский.
Мне семнадцать, я брожу по глухим чащам средней полосы России со своим престарелым родственником, смахивающим на персонажа "Слепой ярости". У меня есть мачете, я даже умею им пользоваться. Но я, судя по всему, не звезда гонконгских боевиков.
Сейчас мы идем по узкой звериной тропке, вьющейся меж деревьев. Я отираю сорванным пучком травы мертвячью кровь с клинка, слушаю раздраженный дедов бубнеж и думаю о своем безрадостном положении.
Личность Платона стерта.
Или перенесена в иное место.
Не знаю, что там замутили хозяева Бешеного Енотика, но я - вовсе не инкарнация в классическом понимании этого слова. Я занимаю тело, которое мне не принадлежит. Тело беглого аристократа в неправильном мире, пережившем зомби-апокалипсис. Тут есть очаги цивилизации, полисы, но мы за каким-то дьяволом держимся от всего этого подальше.
Жизнь господина Верского перевернулась два года назад.
Точнее - моя жизнь.
Теперь уже моя.
Из наследника богатого и влиятельного рода я превратился в изгоя, сражающегося каждый день за собственное существование. Всё началось в одном из прикарпатских полисов, куда я был отправлен на обучение. Такова традиция - юный аристократ живет и учится в заведении закрытого типа для одаренных. Предполагалось, что из меня сделают талантливого силовика, опору семьи, но Дар так и не пробудился. Сверстники насмехались надо мной, учителя ни во что не ставили. Клан, руководящий советом попечителей, всё чаще намекал родителям, что не мешало бы забрать бездаря, перестать тратить на него ресурсы.