Обстрелы продолжались почти ежедневно, и я извлекал осколки и ампутировал конечности, давал морфий и обрабатывал раны антисептиками. Но часто пользы от этого было мало. Травмы живота почти всегда приводили к летальному исходу. Многие из солдат были так изуродованы, что молили о смерти.
Через три недели я вернулся в тыл, чувствуя себя разбитым, измученным и потерявшим надежду.
Уэст был слишком предан своим исследованиям, чтобы отступить по моей "суеверной прихоти", как он это называл. Он перенес свою лабораторию ужасов в заброшенный фермерский дом, примерно в полумиле от Пункта по эвакуации раненых, рядом с разрушенными руинами монастыря в Аббинкуре. По-видимому, я не был посвящен в этот переезд в течение некоторого времени, еще до разрушения похожего на амбар здания артиллерийским огнем. Очевидно, были проведены определенные расследования его деятельности.
Сначала Уэст не позволил мне присоединиться к нему, и я не был разочарован этим.
- В последнее время ты стал слишком брезгливым. Твоя архаичная медицинская этика тормозит научный прогресс, - сказал он мне, когда я спросил о его новой лаборатории.
- Герберт, - сказал я, - как долго, по-твоему, ты сможешь продолжать в том же духе? Рано или поздно об этом станет известно. Что, если кто-нибудь на это наткнется?
Он улыбнулся мне.
- Тогда их ждет небольшой сюрприз, не так ли?
Вопреки всему, меня тянуло к этому человеку. Его интеллект был почти сверхъестественным. От его хирургического мастерства у меня часто буквально захватывало дух. Я был свидетелем того, как он спасал жизни и конечности, на что ни один другой медик не мог даже надеяться. За один день с Уэстом я узнал больше, чем мог бы узнать за любые пять лет учебы в медицинской школе или хирургической практики. Он был сверхъестественным. Он очаровал меня. Он напугал меня. Он заставил меня почувствовать себя средневековым пильщиком костей с банкой пиявок.
Какой бы ужасной, невыносимо мрачной ни была война, для меня было одно светлое пятно, которое было моим путеводным светом, моей силой и моей надеждой: Мишель Лекруа. Она была дочерью мэра Аббинкура. Темные волосы и глаза, экзотическая красота, от которой у меня подкашивались колени, стоило просто взглянуть на нее. В том, что я был влюблен, не могло быть никаких сомнений. Уэст, конечно, этого не одобрил.
- У тебя хорошие мозги, - сказал он мне, - но ты тратишь их впустую на простые животные нужды.
Но он не понимал меня и никогда не мог понять.
Я решил попросить ее руки и сердца. Когда я рассказал об этом Уэсту, он рассмеялся над этой идеей.
- Брак? В этой Богом забытой дыре? Это абсурд. Это просто комедия, -потом он, должно быть, увидел выражение моего лица и вздохнул. - Но... не вздумай когда-нибудь сказать, что я встал на пути твоей романтики. Конечно, я буду с тобой .
Несколько дней у меня была надежда на этого человека, но это длилось недолго.
Как я уже сказал, я мало виделся с ним, затем он снова разыскал меня, утащив ночью, чтобы показать свою новую мастерскую. За последние два месяца, как я обнаружил, он действительно был очень-очень занят. Как мне описать то, что я там увидел? Кости, разбросанные по полу... ведра с дымящимися анатомическими отходами... распространяющиеся зловонные пятна... все еще покрытые листами формы на плитах... сочлененные скелеты, свисающие с проводов... расчлененные чудовища... отвратительная вонь склепа. Стены были увешаны гравюрами по анатомии, полки заставлены черепами, книгами и загадочной стеклянной посудой, бутылками и банками с неизвестными химикатами и порошками, мрачно хранившимися вещами в бочках и резервуарах с маслянистой жидкостью.
Среди изобилия биохимического аппарата, который казался сочетанием современного научного оборудования и изделий средневековой алхимии, я заметил, что его исследования следовали почти невыразимым извращенным линиям. То, что я увидел, было складом мертвецов: большие стеклянные сосуды, наполненные частями тел – головами, руками, ногами, кистями, различными органами... И посмею ли я сказать, что ни один из них в своих резервуарах с консервантами и жизненно важными растворами не был так мертв, как должен был быть? Что я увидел извращенное и дьявольское движение среди этой коллекции патологической анатомии?