***
В шесть тридцать мы встретились у входа в лагерь. Все в полной боевой готовности и готовые к выходу. Нас вышли проводить Джек с Седым.
— Ну, ни пуха ни пера. Вы это, на дорожку-то присядьте. — Джек верил не только в зонные приметы, но также и во все приметы с Большой земли.
— К черту! — практически хором ответили мы, присаживаясь на мешки с песком, используемые в качестве укреплений для пулеметного гнезда.
— Мужики, я вот что скажу: плевать на бункер, если вы его там не найдете. Плевать на снарягу. Главное, живыми возвращайтесь. Нас и так мало осталось. — Седой взглянул на нас глазами отца.
— Ты нас как будто в ад провожаешь, не первый год Зону топчем. — Конь, как всегда, был полон оптимизма.
— Ай, тьфу на вас. Я же от души.
Мы все дружно широко улыбнулись и, поднявшись, отправились в путь.
***
Хоть моя профессия и подразумевает быть в походе именно проводником, в этих парнях я не сомневался, это опытные бродяги. Поэтому я дал своим глазам возможность отдохнуть, предложив парням идти по очереди. Те без раздумий дали свое согласие.
Первые два часа группу вел я, Черный следом, Конь замыкающий. Потом поменялись: я встал в арьергард, Смуглый ведет, а вечно улыбающийся Конь в центре.
— Кстати, Леший, где заночуем? На заправке?
— Да, это самое актуальное место для ночлега.
— Отлично, а жрать когда будем? Полдня уже идем.
— Ты, Конь, постоянно о еде думаешь?
— Нет, только когда бодрствую.
— Останавливаться не будем, скоро уже дойдем, там и поешь. Без обеда от голода еще никто не умирал. — Не то, чтобы я был против устроить привал, просто не видел в этом острой необходимости
— Черный, я вспомнил, почему мы всегда ходим вдвоем и больше никого с собой не берем.
— Да и почему?
— Они мне есть не разрешают…
***
Когда-то, очень давно, это была бензиновая заправка при колхозе. Добротно сделанное строение из белого кирпича. От самих колонок ничего не осталось, а здание вольные переделали в укрепленную перевалочную базу для всех желающих. На дверном проеме и там, где раньше были окна, теперь красуются решетки. Есть крыша над головой и небольшое подвальное помещение, что еще для счастья надо?
Находясь на территории заправки, нельзя было воевать друг с другом, пусть даже если под одной крышей окажутся анархист, патриот и сектант, хоть такое и сложно представить.
Присваивать эту территорию также запрещено. Это что-то типа островка безопасности. Перекресток мира. Отсюда идут три дороги. Одна на базу Анархии, другая на базу патриотов, а далее через город Припять на территорию Секты, бывшую атомною электростанцию. Ну, и третья, ведущая к окраинам, к базе Седого и магазину Рабиновича. Слева от заправки был лес, за которым начиналось болото. Дороги туда не вели, потому что никто туда не ходил. Но отсюда до предполагаемого места, где находилась деревня Юрьино, всего около двух часов хода.
Поэтому это место было самым удачным для ночлега. Можно было бы попробовать дойти и без ночевки, но до нужной нам заброшенной деревни мы дошли бы ближе к ночи, а если бункера там нет? Поэтому и решили, что пойдем с привалом.
Когда до заправки оставалось метров пятьсот, мы услышали выстрелы. Стреляли двое, явно не в нас и даже не в нашу сторону. Да и на перестрелку это не походило. Ответных выстрелов было не слышно. Значит, либо эти двое стреляют друг в друга, либо в мутантов. В себе подобных на перекрестке не стреляют, значит, в мутантов.
Мы, слегка пригнувшись и максимально добавив, насколько это вообще возможно, в скорости, побежали на заправку.
Уже подбежав непосредственно к единственному уцелевшему зданию бывшей заправочной станции, мы лицезрели всю картину происходящего.
Двое молодых бродяг отбивались от стаи собак, пытаясь подойти к зданию. Но собаки взяли их в кольцо и не давали сделать ни шагу. Парни стреляли в собак, только если те нападали. Видимо, с боеприпасом у них не очень. А собак много, около тридцати голов.
Ситуация для вольных складывалась патовая, и собаки это понимали, продолжая сжимать кольцо.
Но тут в игру вступила третья сила, и этой силой были мы. Два калаша и мой шотган вступили в симфонию смерти одновременно. Увидев это, молодые тоже начали палить из всего своего оружия, вступая в наш оркестр.
Этот кровавый концерт собаки запомнят надолго. Как под а капеллу калашей струи крови их сородичей рисовали в воздухе мелодию смерти. Как под басы моего дробовика лопались головы их братьев. В их память надолго врежется запах пороха, перемешанный с продуктами жизнедеятельности их большого семейства.