— Ну, я тут явно лишний.
Я попятился к двери.
— Не пришей кобыле хвост. Разбирайтесь сами.
— А ну стоять!
Олмос обернулся ко мне.
Полицейский «кольт» рявкнул в его руке.
Пуля вошла в стену, обдав меня штукатуркой.
Я действовал инстинктивно. Упал, перекатился, выхватил из кобуры пистолет. Дважды спустил курок.
Олмос дернулся.
Кровь растеклась по его груди, — и с каждой секундой пятно становилось больше. Это могло значить только одно.
Я попал в сердце.
— Вот дерьмо! — заорал Элберт.
Сержант качнулся и замертво рухнул на пол.
— Что ты наделал?! — крикнул хозяин дома.
Кое-как я выпрямился.
Глянул на пушку в своей руке. Потом, на негнущихся ногах, подошел к Олмосу.
— Мертв, — пробормотал я.
— Я звоню в полицию, — сказал Элберт.
Он шагнул к телефону. Времени думать не оставалось.
Я в два прыжка пересек гостиную. Врезал ему — и парень рухнул, как наша экономика.
— Не двигаться, — рыкнул я.
Элберт хотел подняться.
Я угостил его по морде еще раз. Схватил со стола салфетку — черт, кто в наши дни кладет на стол матерчатые салфетки?! — и тщательно вытер пистолет.
Наклонился, взял парня за руку.
Он попытался вырваться.
Тут уж я вломил ему от души. Что, сразу не понял? Башка у Элберта дернулась, тот закатил глаза.
Я вложил свой пистолет ему в руку. Тщательно приложил пальцы к рукоятке, курку. Потом подумал немного. Вытащил магазин — моих отпечатков там не было, как и на патронах.
Я же не новичок.
А вот следы Элберта окажутся в самый раз…
Когда он открыл глаза, я уже прятал пушку в пластиковый пакет. Из-под журнала, но все равно сойдет.
— Что… что случилось? — пробормотал дантист.
Я снял трубку телефона.
— Сейчас, — сказал я, — я позвоню в полицию. И скажу, как ты, на моих глазах, прикончил сержанта Олмоса.
— Нет…
Элберт пытался встать.
— Это сделал ты…
— Нет, — я покачал головой. — Твои отпечатки на пистолете. Ты был любовником его жены. Олмос пришел по-мужски с тобой разобраться. Вишь? Всю морду тебе набил.
Элберт прикоснулся к лицу.
— Ты его и прикончил, — сказал я. — А я все видел. Тебе, приятель, кранты.
— Нет.
Он поднялся, держась за стену.
— Ты не можешь этого сделать.
Я удивился.
— А думаешь, я пойду в тюрьму за убийство копа? Просто так, из честности?
— Ладно.
Элберт взъерошил волосы.
— Хорошо. Понимаю. Тебе нужны деньги; сколько ты хочешь за пистолет?
Я вылупился на него, как на сумасшедшего.
— Ты что, совсем долбанулся? Мы. Убили. Копа.
— Ты это сделал.
Он рванулся ко мне.
Хотел забрать пистолет.
Потом дернулся и замер — словно длины цепи не хватило.
Элберт хорошо понимал, что не справится со мной в рукопашной.
— Если нас поймают, это пожизненно, — сказал я. — Чего, еще не врубился? Всю жизнь, пока не подохнем, мы проведем в камере, шесть на восемь. Это меньше, чем твой гребаный гардероб.
Элберт побледнел.
Только сейчас он понял, как глубоко мы влипли.
— И то если повезет, — бросил я. — А так нам газовая камера светит, тебе и мне.
Я глянул на пистолет.
— Но если я тебя сдам… Это мой единственный шанс.
В дверь позвонили.
— Откройте, полиция! — громко приказал голос.
Я шагнул к двери.
Пистолет покачивался в моей руке.
— Нет! — рявкнул Элберт. — Нет, не делай этого.
— Прости, — я взялся за ручку.
— Откройте, или мы выломаем дверь! — прогремел голос.
— Я отдам все, — чуть слышно прошептал Элберт. — Только верни мне пушку.
— Все? — удивился я. — Обе почки, что ли? Так у меня свои есть.
— Да не будь придурком…
Он подбежал к двери, закричал:
— Сейчас! Иду! Открываю!
Потом вновь сбил голос до шепота.
— Ты видел деньги в сейфе? Полтора миллиона. Я отдам их тебе.
— Но…
— Никаких «но».
Его глаза сверкнули.
Элберт привык, что все проблемы можно решить деньгами. И, конечно, был прав.
Почти.
— Бери деньги. Ты сможешь уехать. Куда угодно. Никто тебя не найдет. И даже искать не будет. Подумай!
Я прикусил губу.
— Если сдашь меня, — глухо произнес Элберт, — мы будем топить друг друга. И сядем оба. А так уже завтра ты будешь в Мексике и очень, очень богатым.
— Ладно, — прошептал я. — Но… но мне нужна расписка. Ксива, что ты мне отдал бабло за… ну, за услуги по безопасности. А то еще скажешь, что я тебя обокрал. И…