Эти пятеро ходили с оружием, но здесь опасности явно не ожидали. При виде двух голых путников пятерка, похоже, просто лишилсь дара речи. Стояли, окаменев, и глазели на пришельцев широко раскрытыми глазами. Твердислав широко развел безоружные руки и шагнул вперед. Это вывело смуглых путешественников из ступора.
- Упха! - тоненько взвизгнул самый младший из них, поспешно срывая с плеча саадак и сгибая в дугу лук. Юнец единственный из всей пятерки не носил бороды.
Четверо его товарищей дружно подхватили:
- Упха!
Глаза у них при этом так и вспыхнули от жадности.
Твердиславу не требовалось понимать их наречие, чтобы понять - дело плохо, к воде придется прорываться с боем. А у него - ничего, голые руки, да еще обуза - его высокопревосходительство господи верховный координатор, которого того и гляди шустрый мальчишка утыкает стрелами, как девчонки-швеи свои подушечки для иголок.
- Мир! - тем не менее громко сказал Твердислав. - Мир, вода! Ничего иного не пришло ему в голову. Сознание мутилось от жажды. Выиграть хотя бы пару мгновений... хоть один глоток воды во-он из той мятой жестяной корчаги, что застыла на каменном краю колодца... Пятеро в цветастых юбках не взялись за мечи и Твердислав уже было счел это хорошим признаком, когда старший из стоявших у колодца, щеря ослепительно-белые зубы и презрительно задирая иссиня-черную курчавую бороду, резко и громко бросил:
- Упха, эть!
Четверо его спутников сорвали с поясов черные петли арканов. Твердислав ушел от первой петли - мальчишка-лучник поспешил с броском, но от уклониться от второй уже не успел. Жесткая волосяная удавка захватила плечо и шею; перехватив веревку, не обделенный силой парень рванул аркан, да так, что незадачливый поимщик растянулся на земле; однако третья петля, брошенная рукой главаря, обхватила горло, сдавила - и свет в глазах Твердислава померк.
* * *
Пришел в себя он от мерного покачивания. В уши ворвался оглушительный, раздирающий скрип. Твердислав, связанный по рукам и ногам, лежал на повозке, что мерно тащилась по дороге между коричневых стен живого леса. Запряженным в нее страшилищем правил мальчишка-лучник; правил, мурлыкая себе под нос что-то донельзя веселое. Запах от него шел такой, что Твердислава чуть не стошнило. Здесь, похоже, искренне и истово исповедывали принцип: “кто смывает свою грязь, тот смывает свое счастье”.
- Твердислав! Очнулся? - прокряхтел рядом голос Исайи.
- Умгум...
Странно, пить хотелось по-прежнему, но уже умеренно.
- У них была вода. Они тебя напоили, пока ты был без чувств. Опытные люди. Охотники за рабами, судя по всему. Вон, даже нарядили нас в свои тряпки... - заметил Исайя.
Чресла Твердислава охватывала грязная повязка, на плечи наброшено было что-то вроде короткого плаща. Все ветхое, залатанное, грязное и опять же вонючее до невозможности. Юноша сделал движение, пытаясь сбросить отвратительную рвань, однако сидевший на передке юнец (глаза у него на затылке были, что ли?) тотчас же обернулся.
- Упха, торр!
Здоровенный бич в тонкой и смуглой руке в варварски-толстым золотым браслетом выглядел вполне внушительно. Понять смысл возгласа не составляло труда. Лежи смирно, парень, не то...
- Эх, встретился бы ты мне на узкой тропинке, сосунок... - только и смог прохрипеть в ответ Твердислав, но возницу слова пленника, похоже, нисколько не волновали. Очевидно, уже успел наслушаться подобных бессильных проклятий.
С боков повозки раздавались голоса остальных поимщиков - они шли, весело переговариваясь. Речь то и дело перемежалась взрывами грубого хохота. Хохотал и юный возница, чуть ли не до слез.
- Исайя! Можешь дотянуться до моих узлов?
Секундное промедление, и затем разочарованный выдох:
- Нет. Слишком туго стянули. Но, смотри-ка, так вязали, чтобы у тебя руки не затекли...
Вновь услыхав за спиной голоса, мальчишка обернулся. Собтвенно говоря, это был уже не мальчишка, юнец лет четырнадцати-пятнадцати, по меркам кланов - взрослый мужчина, могущий иметь детей. Смешно склонив голову набок, точно вороненок, он посмотрел сперва на Твердислава, потом на Исайю, одним движением примотал вожжи к крюку рядом с сиденьем и выудил из-под вонючего барахала большую кожаную флягу. Очевидно, в его обязанности входило поить пленников, причем вволю, и даже без их просьбы - чтобы ненарком не померли.