— Горе мне с вами, Прохоров,— говорит мичман Ситников.— О чем вы только раздумываете на занятиях? Опять материал не усвоили. Так из вас никогда радиометрист не получится.
— Виноват. Все выучу.
— Выучу, выучу! Рассеянность только академикам позволительна. А матрос всегда должен быть начеку.
Мичман любит наставлять. Делает он это обстоятельно, приводя в пример разные поучительные случаи из своей многолетней службы. Противоречие заключается в том, что сигнальщик Прохоров по-настоящему мечтает стать радиометристом. Он завидует матросу Терюшину, старшине второй статьи Печникову и всем, кто там, внизу, часами сосредоточенно следит за экраном локатора.
— Эх ты, анахронизм! — подсмеивается Терюшин.— Ну что ты увидишь в свои окуляры, хоть целый день стой на ветру! А я глянул на экран — и пожалуйста: море — как на ладони. Одним словом, техника.
У Терюшина цепкие глаза, ехидная улыбочка на тонких губах. Он мал ростом и сухощав. Но Иван ему завидует. Завидует его подвижности, юмору, умению говорить складно и интересно. С Терюшиным они большие друзья, несмотря на разницу в характерах. Да и вообще на посту все живут дружно. Иначе здесь и нельзя. Суровая природа и чувство ответственности за вверенное дело сплотили людей, научили их ценить товарищество.
Иван заметил, как в правом секторе появилась едва различимая темная точка.
— Вижу цель! — передал он в радиорубку. Прохоров знал, что все его данные радист сразу же сообщит на «большую землю». Чем дольше всматривался он в темную точку, тем больше росло в нем волнение, Неизвестное судно!.. Да, да, ошибки быть не может... Теперь его видно даже простым глазом. Почему оно появилось в этих водах? Ведь не так уж часто появляются здесь суда, да еще в такое время года!'..
И воображение сразу же нарисовало целую картину; шхуна под чужим флагом, «случайно» забредшая к советским берегам, подозрительные «рыбаки», под брезентовыми куртками которых угадывается военная выправка...
Однако вскоре выяснилось, что появившаяся на горизонте точка — не что иное, как наше китобойное судно. Прохоров вздохнул: увы, должно быть, век необычайных приключений давно миновал — все буднично и однообразно. Да и что делать шхунам под иностранным флагом в этих холодных пустынных просторах?
— Цель, да не та,— пошутил Терюшин, когда Иван сменился с вахты.— Вот и я говорю — анахронизм!
— А вы не смейтесь, товарищ матрос,— сердито сказал мичман.— Прохоров отлично нес вахту. Затем и поставлены здесь. А в вашем заведовании беспорядок.
Терюшин сразу же прикусил язык. Иван усмехнулся, вышел из домика и по каменным ступеням спустился к морю. Наблюдательный пост был расположен в небольшой бухте, зажатой с трех сторон горами. Эти остроконечные безжизненные горы сливались в сплошную заснеженную гряду.
Прохоров намеревался пройти в восточный конец бухты, где совсем недавно обнаружил остов какого-то судна, разбившегося, быть может, еще в старину на камнях. И вообще восточный конец бухты его привлекал все время. Здесь попадались вынесенные прибоем на берег части разбитых лодок, деревянные и железные бочки, бутылки, металлические предметы с погибших кораблей. Особенно тщательно Иван осматривал бутылки: в них могли оказаться записки, содержащие интересные сведения.
Небо над головой было словно эмалевое. Шуршала галька под ногами. Иван брел неторопливо, погруженный в свои размышления. Но неожиданно он остановился, прислушался, поднял голову.
— Яра, pа-pа, ра-ра!
Только теперь он заметил собачью упряжку высоко в горах. Склон был очень крутой, но нарта неслась, не сбавляя хода. Голос каюра, приглушенный расстоянием, был не громче комариного писка.
«Да на такой скорости шею можно свернуть, а он еще подгоняет собак. Кто бы это мог быть?»
Заинтересованный, Иван не спускал - глаз с нарты. Теперь уже можно было различить даже остол в руках каюра — длинную палку с окованным концом. Сердце Прохорова дрогнуло: «Рультынэ!».
Он повернул обратно и, задыхаясь, побежал по каменным ступеням наверх. Ему хотелось встретить девушку первым. Но он опоздал. Нарта остановилась у домика. Свободные от вахты матросы окружили Рультынэ. Вышел даже мичман Ситников. По бледному, взволнованному лицу девушки он сразу же определил, что в тундре что-то случилось. Прижав кулаки к груди, Рультынэ почти выкрикнула:
— Там в Тэмгэна стреляют! Недобрые люди.. Чимнэ...
Мичман нахмурился, задумался на минуту, потом сказал спокойно: