Очнулся в чистой комнате со светлым окном, в мягкой постели. Нигде ничего не болело, но тела как бы и не было, он его не чувствовал как обычно, а словно воображал. Дышать приходилось не носом и не ртом, через какую-то щелочку на воображаемом лице. Ощущение было сравнимо разве что с описанием Моуди жизни после смерти. В комнате находился еще один человек, совершенно реальный, хотя само его присутствие тоже наводило на мысль о потустороннем мире. Этим человеком была Ирина Мещерская. Целенькая, с ясным лицом, в сером комбинезоне. Она сидела на стуле и, увидев, что он открыл глаза, со вздохом подалась к нему. Гурко попробовал заговорить, и это у него получилось, хотя слова просачивались опять же не через рот, а через дырочку в неопределенном месте.
— Рожа обожженная? — спросил он. Мещерская точно ждала этого вопроса, тут же поднесла к его лицу круглое маленькое зеркальце. С удивлением он узнал себя таким, каким был всегда — даже чисто выбритым, и сразу же к нему вернулось ощущение тела, причем с такой чудовищной определенностью, словно на него рухнул дом.
— Ты не обгорел, — улыбнулась Ирина. — Это новая технология. Психологическое воздействие. Они не хотели тебя убить.
— Почему?
— Наверное, хотят кое-что выяснить.
— Почему ты здесь? Это какой сектор?
— Это не сектор. Это приемный покой. — Ирина положила прохладную ладонь ему на лоб. — Меня к тебе приставили, не знаю зачем. Вернее, догадываюсь. Но точно не знаю.
Их взгляды встретились.
— Я тоже догадываюсь. Но мы ни о чем не будем говорить, кроме любви, верно?
Ирина наклонилась и прикоснулась губами к его рту.
— Ты был великолепен. Я рада, что это видела. Но мы все равно погибли. Это всего лишь вопрос времени.
Гурко пошевелился. Комната крутанулась перед глазами разноцветными блестками, но усилием воли ему удалось поставить ее на место.
— Печень, ребра и еще всякая мелочевка, — деловито перечислил он. — Придется полежать денек-другой, если позволят.
— У тебя железный организм. Врач сказал, ты суперживучий.
— Тут бывают и врачи?
— Еще какие! Самые лучшие… Да что же это я, ты, наверное, голоден?
Гурко сосредоточился на этой мысли, и желудок отозвался добродушным урчанием.
— Можно, конечно, перекусить.
Ирина убежала и вскоре вернулась с подносом: бутерброды, соки, чай, молоко, холодная курица, хлеб, — небывалый пир. Помогла ему усесться повыше, обняла за плечи.
— Одной пищей сыт не будешь, — пробурчал он, — хочется чего-нибудь духовного.
— Всегда к вашим услугам, мистер, — бесшабашно сверкнули серые глаза…
Скоро наведался врач, упитанный господин в роговых очках — с нормальным обхождением: как себя чувствуете? Где болит? А вот сейчас померим давление. Гурко был тронут. Оставшись довольным осмотром, врач сделал ему укол.
— Наркотик? — спросил Гурко.
— Зачем наркотик? Витамины. Вам хотелось бы наркотик?
— Рентген бы неплохо сделать, поглядеть, сколько ребер сломано.
— Нет проблем. Встать сможете?
— Конечно.
Поддерживаемый Ириной, он спустил ноги с кровати и встал, покачиваясь. Только тут заметил, что на нем вместо привычного комбинезона какая-то серая фланелевая рубаха почти до пят.
Рентгеновский кабинет располагался поблизости: по коридору и за угол. Гурко в сопровождении доктора и Мещерской доковылял туда благополучно. В кабинете никого не было, кроме женщины в черном халате, габаритами напоминающей небольшого слона. Женщина курила сигарету и читала газету «Московский комсомолец». У Гурко давно создалось мистическое ощущение, что если он очутится на Луне, то и там кто-нибудь будет читать именно эту газету. Или, на худой конец, «Спид-Инфо».
Увидев гостей, женщина отложила газету и распорядилась басом:
— Догола!
Гурко послушно стянул с себя фланелевую рубаху, под которой ничего больше не было. От боли слегка покряхтывал. Укладывая его под экран, женщина-слон, игриво хмыкая, несколько раз его ущипнула и подергала.
— Крепенький, пухленький какой! — похвалила. — В третьей комнате лежишь?
— Откуда я знаю.
— Жди. Попозже, может, загляну.
Присутствие врача и Ирины Мещерской женщину не смущало. Похоже, она в приемном покое была на особом положении.
У него оказались трещины в пяти ребрах, и под руководством врача женщина-слон наложила тугую, щадящую «корсетную» повязку. Спеленала эластичными бинтами туловище в кокон. К концу процедуры она так возбудилась, что потребовала у врача:
— Оставь мне его на часок, Данилыч! Врач хладнокровно ответил:
— Этот парень на контроле. Без звонка Василь Василича нельзя.
— Ты, Данилыч, самый настоящий вонючий бюрократ, — разозлилась рентгенолог. — Вот придешь чего-нибудь попросить, сука шестерочная!
День прошел спокойно. Большей частью Гурко дремал, а когда просыпался, Ирина его кормила или поила чаем. Они много разговаривали, но беспредметно, туманно. Им было хорошо вдвоем. Ровно тянулось безгрешное любовное бдение. Он узнал, как Ирина жила на воле, какой была знаменитой парикмахершей, как ездила на конкурс в Европу, получала награды, покоряла мужские сердца, любила развлечения, музыку, деньги и ничуть не ценила, что всего у нее было в избытке. Разве могла она представить, что так дико все оборвется.
— Никто не мог представить, — утешил Гурко. — У всех оборвалось. Но дальше будет еще хуже.
— Хуже, чем в Зоне, уже не будет.
Разумеется, она ошибалась, но Гурко не стал ее огорчать, делясь прогнозами, к которым пришел, наблюдая за событиями в России. Да она бы, пожалуй, не поверила. Женщины живут сердцем, не разумом, в этом их спасение. Они не умеют заглядывать в будущее, и не стоит их туда тянуть. Вековая мудрость женщины в том, что она живет одним днем, и даже воспоминания, чуть отдалясь, превращаются Для нее в волшебную сказку, пересказанную обязательно добрым человеком. Ночью они лежали без сна, глядя в окно, откуда свешивался им на брови Небесный полог. У них и в мыслях не было заняться Чем-то еще, помимо разговоров.
— У тебя что-нибудь болит? — в который раз заботливо спрашивала она.
У него ничего не болело. И он не сомневался в том, что Зона против него не устоит. После долгой паузы Ирина вдруг изрекла:
— Знаешь, Олег, ты первый мужчина, от которого я хочу забеременеть. По-настоящему хочу. Это смешно, да?
Соленая шутка вертелась у него на языке, но он ее проглотил. Задетая его молчанием, Ирина повтор рила:
— Это глупо, да? Я говорю об этом, когда нам и жить-то осталось с тютельку?
Гурко ответил совершенно всерьез:
— У нас будут дети. Это неизбежно. Ирина с облегчением вздохнула, прижалась к его забинтованному боку.
— Ты ловкий обманщик, мистер. Жаль, что мы не встретились на воле. Уж я бы поводила тебя за нос.