— Дай сигарету, подлец!
Он закурил с ней за компанию черную египетскую сигарету. От второй чашки Тамару Юрьевну разморило. Дымила, прикрыв глаза, чуть раскачиваясь, как в медитации. За окном смеркалось, тени легли на ковер. Майор взглянул на часы: пора собираться. Суббота рядом, дел невпроворот. Накануне он встречался с вертолетчиком, полковником Клениным. Полковник был чем-то обязан Гурко. В давние времена пути их пересеклись, и совсем молодой Олег помог выпутаться вертолетчику из серьезной заварухи. Что-то связанное с чартерными рейсами из Узбекистана. Наркотики. Был ли полковник замешан в грязных делах или не был — Литовцева не волновало. В закоулках памяти, где много напихано полезного, он отыскал фамилию полковника и быстро навел справки. Да, это тот, кто ему нужен. Один из немногих асов, еще оставшихся в оборонке. Послужному списку Кленина можно только позавидовать — Афганистан, Нигерия, — но не это главное. Кленин испытывал новую модель вертолета МИ-28-С, которая держалась в тайне даже от наших лучших друзей — американцев. При других обстоятельствах Сергей Петрович мог бы нажать на полковника через Самуилова, но теперь этот вариант невозможен. Самуилов уже высказался: он в стороне, что бы ни произошло.
Литовцеву, можно сказать, повезло: полковник Кленин оказался в Москве, прилетел на три дня в отпуск с полигона. Как только Сергей Петрович произнес по телефону фамилию Гурко, он тут же согласился на встречу.
Антон Захарович Кленин прожил на свете тридцать девять лет, а выглядел на полусотню. Пожав его руку в скверике напротив консерватории и заглянув мельком в ледяные глаза, Сергей Петрович окончательно уяснил: да, этот летун действительно веников не вяжет. Серебристая седина придавала ему сходство с усталым, чернооким вампиром.
— Что с Олегом? — спросил полковник глухим голосом, когда уселись на скамейке и закурили. Сергей Петрович без утайки рассказал все, что знал: западня, Зона, жизнь на волоске. Нюанс такой: спасти Олега может только чудо.
— Что требуется от меня?
— Отбомбиться, поддержать огнем, — просто ответил Литовцев. — Ну и, естественно, забрать оттуда, если повезет.
— Понятно, — полковник склонил седую голову. — Что за Зона? Кто там верховодит?
— Те же, что и везде, — улыбнулся Сергей Петрович. — Хотите, чтобы я назвал фамилии?
— Да нет, пожалуй. Надеюсь, вы понимаете, что делаете и о чем просите? То есть, надеюсь, вы не сумасшедший?
Разговаривать с полковником Литовцеву было приятно. У него появилось чувство, будто он заплутал в темном лесу и неожиданно повстречал родного брата, с которым им, конечно, легче будет выбраться на дорогу. Чувство удивительное, особенно если учесть минутность их знакомства. Они всего лишь выкурили по сигарете, но Сергей Петрович уже был уверен, что полковник поможет. Вернее, согласится поставить буйную голову на кон. И не только потому, что за ним должок перед Гурко. Всю жизнь полковника учили науке боя и выживания, и за то, что он в совершенстве овладел ею, наградили двумя орденами Красной Звезды и орденом Героя. Но в последние годы у него, как и у похожих на него, отбирали долю за долей все, что он ценил на земле, благодаря чему ощущал себя значительным человеком: честь, славу, веру в высшее предназначение, Родину. Теперь враг был повсюду, но с туманным, непроявленным ликом. Он попал в ловушку куда более ужасную, чем та, куда угодил Гурко. Словно его, бесстрашного вояку, Господь поразил сердечной слепотой. Оплеванные, осмеянные товарищи спивались и стрелялись, а полковник по инерции испытывал новые машины, уже не понимая, кому и зачем это нужно. В словесной мути, в фарисействе мужественное сердце растворяется быстрее, чем в серной кислоте. Потеря ясности цели истинного воина убивает вернее пули. И вот пришел друг и бесхитростно указал: полковник, вон твой враг, гляди! Надо отбомбиться! Как тут откажешь?
— Антон Захарович, — мягко вступил Литовцев, — скажите пока главное. Возможно ли это теоретически?
— Что именно?
— Успеете ли вы подтянуться в нужное место и в нужный момент?
— Какое это место?
— Девяносто километров от Москвы, северо-запад.
— Четыре часа, не больше… В каком вы звании, Сергей?
— Майор.
— Так вот, майор, без письменного приказа я шагу не сделаю. Даже ради Олега.
Они глядели друг на друга, и в ледяных зрачках полковника Литовцев угадал смешинку. Похоже, он уже примеривался к штурвалу.
— У вас на борту две ракеты «воздух — земля»?
— Плюс десятиствольные пулеметы и четыре человека команды. Это не шутка. Без приказа нельзя.
— Чей нужен приказ?
Полковник назвал фамилию и звание. Сергей Петрович сделал вид, что задумался над решением неожиданной задачи.
— Будет приказ, Антон Захарович. Вместе с подробной инструкцией. Получите через три дня.
Смешинка в глазах полковника почти растопила лед. Они оба понимали, что Литовцев блефует, такого приказа в чистом виде быть не могло, но оба также знали, что по нынешним временам честная сделка вообще исключалась…
Тамара Юрьевна, пробудясь от транса, печально на него глядела. Теперь ей было не за пятьдесят, а опять ее вечные тридцать. Верь после этого, что водка не лекарство. Очи горят антрацитом, губы сочные, алые. И голос другой, наполненный вкрадчивой негой.
— Все думаю, милый, из-за чего ты так бьешься? Чего ищешь? Ведь жизнь так проста, неужто не понял?
— В чем же ее простота?
— Да в том, что все проблемы человек сам себе придумывает. Чем он глупее, тем больше проблем. Вот мы с тобой пара, да?
— Конечно, пара.
— Не иронизируй, тебе не идет. Ты же не Жванецкий, слава Богу… Могли бы уехать к теплому морю, куда угодно… На Запад, в Париж, на Багамские острова. Могли наслаждаться природой, пить вино, купаться, дурачиться, слушать музыку, да что хочешь. Только не надо ничего усложнять, второй жизни не будет. Ты согласен?
— Конечно, согласен.
— Вместо этого затеял бороться. И с кем? Даже не с великанами, с урками, с раздувшимися от выпитой крови клопами. Зачем, Сережа, зачем? Что ты изменишь? Да и нужно ли что-то менять в мире, который создан не нами? Какой в этом смысл?
Сергей Петрович был поражен ее трезвой речью, от неожиданности закурил лишнюю сигарету.
— Дай мне, — попросила она, еще не докурив предыдущую. — И водки хочу.
С чашкой снова отправился на кухню. Скорее всего, это был его последний спокойный вечер. Взрывной шнур уже подожжен. Набрал жратвы и спиртного, сколько сумел донести. Пока отлучался, Тамара Юрьевна еще пуще помолодела. Халатик распахнулся. Это ему знак, что нельзя уклониться от неминучего.
Придирчиво оглядела закуску.
— В холодильнике есть банка икры.
— Обойдешься. Я тебе не мальчик туда-сюда бегать.
Разлил водку, чокнулись, выпили. Живые женские груди лоснились, как нацеленные пушечные ядра. Он старался на нее не смотреть.
— Ты права, Томочка. Жизнь простая. Если клоп насосался крови, кто-то должен его раздавить.
— Это именно ты?
— И ты и я. Оба мы. Он же тебя чуть не убил. Корейца прислал. Разве такое прощают?
— Если решил, все равно убьет, — заметила она беспечально. — Не ты же его остановишь. Его никто не остановит, не заблуждайся. Время играет с Мустафой в одной команде. Все можно одолеть, милый, кроме времени. Давай удерем. Зачем погибать? Обидно. Я такая еще молодая…
Пятидесятилетняя, она и впрямь была юна и прелестна, с плавной речью, с ярко разгоревшимися, похотливыми угольками глаз. Ее пышное тело томилось от избытка греха. О чем говорить, в самом деле. С глубокомысленным видом, отставив стакан, майор медленно расстегнул пуговицы на рубашке…
Генерал Самуилов медведем ворочался в одинокой постели. Третью ночь его маяла свирепая бессонница, и причина, как он понимал, была одна: закрытое дело об исчезновении людей в Москве. Всю информацию он слил в свой личный компьютер и надежно закрыл доступ. Предпринимать какие-то шаги или докладывать кому-то наверх он не собирался. Не хуже, чем Тамара Юрьевна, понимал, насколько это нелепо. Но в отличие от нее не считал время неодолимым противником. Оно побеждает трусливых и слабых духом, но не тех, кто умеет ждать. На скрижалях истории записано, что вселенское зло, скопясь в одном месте в чрезмерном количестве, вызывает загадочную химическую реакцию и пожирает само себя. Для посвященных это так очевидно, что не является откровением. Глупо биться лбом в открытую стену, но так же недостойно для мужчины, подняв лапки, уповать на то, что мир очистится от скверны по Высшей воле. Настанет срок, и свидетельства очевидцев перевесят на весах судьбы злобные оправдания выродков. Когда Самуилов прятал в компьютерной резервации акт об очередном раскрытом преступлении, он с удовлетворением чувствовал, что приблизился на шажок к судному дню. Но ему было очень стыдно пред молодыми сотрудниками, из тех, кто продолжал верить ему как мудрому и справедливому наставнику. Бывало, гонял их беспощадно, подставлял под пули, заманивал удачей, а потом стреноживал на полном ходу, будто пьяный, потерявший голову наездник. Пылких, с еще не остывшими от жара погони боками, уводил в стойло и заставлял жевать безрадостный корм лжи. Но иначе поступать не мог, не имел права, потому что слишком высокие ставки были в смертельной игре, которая на юридическом языке называлась так невинно: накопление неопровержимых улик. Самуилов собирал улики не для разоблачения отдельного убийцы, насильника или грабителя, а готовился выступить обвинителем на процессе, подобном Нюрнбергскому, где совершится возмездие Божье.