На вокзале заключенных грузили в «вагонзаки», прозванные «столыпинскими», и везли от станции к станции, где «своих» подопечных уже ждал конвой солдат-«чекистов» из близлежащих колоний.
Во время этапа «чекисты» не церемонились. В «вагонзаках» конвой нередко бывал поголовно пьян и «отрывался» на зеков по малейшему поводу.
Встречали прибывших тоже неласково — пинками, затрещинами — чтобы сразу поняли, куда попали…
«Новичков» подвозили к вахте, где после поголовного «шмона» переодевали в одежду специального образца и отправляли в «этапку» — отдельное, отгороженное от остальной части зоны помещение.
На Мелгоре в «этапке» командовал здоровенный зек-«активист» с пудовыми кулаками по фамилии Лебедев. О прибытии «авторитетных» заключенных администрацию и «зону» предупреждали заранее — естественно, по разным каналам. Но в годы, о которых я рассказываю, таких брали в оборот сразу и прятали в штрафной изолятор прямо с этапа — чтоб не мутили воду. В «этапке» оставалась основная масса «нормального спецконтингента».
Чтобы с ходу развеять иллюзии новичков в отношении будущей «карьеры» в зоновской иерархии, Лебедев еще в «карантине» гонял их на самые позорные работы, недопустимые для «авторитетного» зека, — уборку территории помойки, «запретки». Если кто-то из вновь прибывших заявлял, что такая работа ему «по понятиям не канает», Лебедев быстро ставил на место строптивого с помощью кулаков. Расставшись с мечтами о «воровской карьере», после «внушения» новичок угрюмо брел с лопатой на помойку и до конца своей тюремной жизни становился «мужиком» — зоновским «пахарем»…
Впрочем, Лебедев был не настолько твердолоб, чтобы очень уж ломать непокорных. Если после пары оплеух новичок твердо стоял на своем — «активист» отступал, писал докладную об отказе от работы, и строптивого наказывали уже официально, водворяя в шизо.
За время пребывания в карантине администрация знакомилась с личными делами осужденных, ставя на особый учет склонных к побегу, больных, инвалидов. А примерно через неделю собиралась комиссия по распределению этапа.
Заседала она в жилой зоне, в специальной комнате, где стоял длинный стол, заляпанный с незапамятных времен чернилами, — для представителей администрации. Напротив — ряды длинных скамеек для осужденных.
Возглавлял комиссию начальник колонии. Здесь же присутствовали заместитель по оперативной работе, замполит — так именовали заместителя начальника ИТК по политико-воспитательной работе, начальники режимной, оперативной, медицинской частей, директор производства, начальники отрядов.
Происходило это примерно так: восседавший во главе стола грузный седой подполковник Владимир Андреевич Медведь — «хозяин» зоны — берет из стопки лежащих перед ним личных дел верхнее, открывает, читает про себя, недовольно хмурясь, а потом объявляет громко:
— Осужденный… Жит…пис…баев! Правильно я назвал? Кто?!
Житписбаевым оказался длинный, унылый казах. Он поднимается, глядя под ноги и теребя в руке зоновскую кепку — «пидорку».
— Так… Ну давай почитаем всем, что ты натворил…
Медведь читает подшитую к личному делу копию приговора:
— Работая водителем в колхозе… во время перевозки зерна с тока… будучи в нетрезвом состоянии… посадил в кабину доярку Гульнару… Ага! Остановился в кукурузном поле, где совершил с ней насильственный половой акт. Было такое, Житписбаев?
Зек шмыгает носом и кивает.
— Уговорить не мог… — тихо хихикает кто-то из отрядников.
— Но, — продолжает Медведь, — это еще не все! Затем, на окраине села… это что ж, она с тобой, дура, дальше поехала?! На окраине села… предложил потерпевшей вновь совершить половой акт в извращенной форме… От чего она, естественно, отказалась! — с удовлетворением заключает начальник колонии и закрывает личное дело.
— Приговорен к семи годам лишения свободы, — продолжает Медведь. — Но! При условии хорошего поведения и добросовестной работы через пять лет мы можем направить вас, Житписбаев, на стройки народного хозяйства или в колонию-поселение… Ясно?
— По профессии шофер? — спрашивает директор производства.
Осужденный кивает.
— И права есть? Дома? Пусть пришлют. Машину мы тебе сейчас не доверим. Будешь водить тачку на кирпичном заводе. А там посмотрим. Как он себя ведет? — обращается Медведь к «активисту» Лебедеву.