— Вытряхивай к чертям! — кричит Цыганов, и я вижу, как завхоз, постанывая, вырывает из консервной банки цветок. Комнатные цветы в отрядах строго запрещены — в горшочки закапывают наркотики, деньги…
Я записываю замечания по санитарному состоянию в блокнот. Позже эти записи лягут в основание приказа начальника колонии, в котором я уже запланировал влепить выговор начальнику отряда.
Работа санитарной комиссии продолжается…
Кстати, санитарное состояние находилось под пристальным вниманием не только местной администрации, но и медицинского отдела областного УВД. Главный санитарный доктор управления Николай Попов частенько объезжал учреждения, непременно обследуя все злачные колонийские места. По итогам таких проверок составлялась справка на имя начальника УВД, который делал оргвыводы уже в отношении руководства колонии.
Как-то раз Попов побывал в отряде упомянутого мною завхоза Гафарова. Облазив каптерку, санитарный доктор не нашел особых нарушений и все допрашивал дневального, есть ли в отряде насекомые — вши, тараканы. Честно глядя в глаза проверяющего, «шнырь» с возмущением всплеснул руками:
— Откуда, гражданин начальник?!!
Завхоза в отряде не было. Когда мы с Поповым вернулись в санчасть, в процедурном кабинете нас ждал пригорюнившийся Гафаров.
— Завхоз третьего отряда! — отрапортовал он, вскакивая навстречу. На мой вопрос, что случилось, ответил, потупившись.
— Да вот, гражданин доктор, пока спал, мне «стасик» в ухо заполз. Вытащить бы…
«Стасиками» в зоне называли тараканов. Ехидно улыбаясь, Попов достал блокнот и сделал пометочку. После она перекочевала в акт обследования санитарного состояния колонии: «В ходе проверки жилых помещений отрядов выявлено наличие тараканов…»
— Которые обитают в ушах ваших завхозов… — устно пояснил Попов начальнику колонии…
Кроме основного производства, каждый осужденный был обязан отработать не менее двух часов в неделю на хозяйственных работах — уборке прилегающей к отряду территории, чистке картофеля в столовой, вывозе мусора. Надо ли говорить, что работы эти считались позорными и реально занимались ими одни и те же осужденные. Зекам, придерживающимся «понятий», такой вид деятельности был «западло», и направление на кухонный наряд заканчивалось для них штрафным изолятором.
Выручали «мужики», которых за пачку сигарет или «замутку» чая можно было послать вместо себя. Но если у отрядного или завхоза был зуб именно на этого «блатного», то подмениться не давалось и приходилось собираться в шизо. На отказе от хозработ можно было постоянно подлавливать рвущихся в «авторитеты» зеков и гноить в изоляторе, обрубая все надежды на условно-досрочное освобождение. Никакие меры воспитательного воздействия при этом, естественно, не помогали.
Помню, как-то раз в колонию с группой проверяющих из области приехал сотрудник отдела ПВР (политико-воспитательной работы) молодой капитан-очкарик из партнабора. Были в ту пору такие методы отбора кадров для органов внутренних дел — по комсомольским и партийным путевкам. Вчерашний инструктор какого-то райкома партии, облаченный в погоны, впервые оказавшись в зоне, закусил удила. Весь день он вгонял в холодный пот отрядников, большинство из которых в свое время закончили СПТУ, требуя с них отчета о педагогических приемах и планах работы с воспитуемым спецконтингентом. Вечером, уставший и раздосадованный тупостью отрядных, для которых конспекты политзанятий писали, как правило, смышленые зеки, капитан пожаловал на вахту.
В тот вечер дежурным помощником начальника колонии был старший лейтенант Батов. Несколько минут назад завхоз привел ему зека из новичков. Будучи направленным на чистку картофеля, тот с гордостью отказался.
— Ты что, казол, — вкрадчиво спросил выходец с кавказских хребтов Батов, — западло тэбе, да-а?
Зек, насупившись, молчал.
— Сэйчас я тэбя в крякушник[1] заганю, пацан! — пригрозил Батов.
И, не дождавшись ответа, крикнул в комнату дежурных контролеров:
— Магомед! Хады сюда, дарагой! Закоцай его!
Магомед, прапорщик-контролер, азербайджанец, славился умением надевать наручники. Подойдя к зеку, контролер неприметно, отработанным движением ткнул его кулаком в живот. Когда отказчик, охнув, согнулся, прапорщик заломил ему руки за спину и, задрав рукава, защелкнул наручники высоко на предплечьях, почти у локтей. Затем ударом кулака затянул браслеты, которые крякнули, глубоко впиваясь в мышцы рук. От невыносимой боли у зека навернулись на глаза слезы.