Она, должно быть, проспала несколько часов. А когда проснулась, горе навалилось на нее с новой силой. Наконец Мэгги сдалась, встала, подобрала с пола рюкзачок, открыла дверь своей комнаты, выглянула в коридор.
В доме приходского священника было холодновато — умерщвление плоти, как же без него? — гудевший где-то пылесос, казалось, лишь усугублял стоявшую здесь тишину. Мэгги спустилась в холл.
— Хотите чего-нибудь?
В двери примыкающей к холлу комнаты стояла экономка — полная женщина преклонных лет с широким, плоским лицом, из-под платка выбивались седые пряди. Она выключила пылесос.
— С добрым утром, — кивнула Мэгги. — «ФедЭкс» никаких посылок не доставлял? Я ожидаю две коробки.
— Нет. Вы остановились здесь? Отец Роберт сказать, что вы его старый друг. — Она смерила Мэгги взглядом. — Вид у вас не такой старый.
— Мы вместе росли. Вы не дадите мне знать, когда коробки…
— И не такой здоровый к тому же. Выпить кофе, съешьте что-нибудь. Лучше станет. А пакеты ваши я получить. — Экономка ткнула пальцем в конец длинного коридора. — Кухня там. Идите. Увидите.
— Вам надо будет заплатить человеку из «ФедЭкс», — Мэгги порылась в сумочке, вручила женщине сто долларов, повернулась и пошла в указанном направлении.
Кухня была огромная, неудобная, видимо, на современные приспособления церковь тратиться не желала. Зато кофе Мэгги удивил — густой, заваренный на итальянский манер, он будил множество воспоминаний. Мэгги держала чашку двумя руками, вдыхая аромат детства.
В кухню вошел мужчина, еще не старый, но потрепанный годами. Поношенные серые брюки, выцветшая черная рубашка, высокий воротник. Увидев Мэгги, он остановился.
— Вы гостья отца Патрелли? Он оставил мне записку.
Священник снял крышку с кастрюльки на плите.
— Овсянка. Наша миссис Гротка, похоже, считает, что всем священникам полагается завтракать ирландской овсянкой. Странно, не правда ли? Она украинка, я поляк, Боб итальянец. — Он взглянул на Мэгги. — Хотите овсянки?
На тарелке Мэгги лежали раскрошенные остатки булки.
— Нет, спасибо. Этого более чем достаточно.
— Ну так вот, я — отец Лачински. — Он присел, выжидательно глядя на нее. — А вы…
— Извините. Мэгги Кейди.
— Добро пожаловать в наш маленький дом. — Он помешал ложкой овсянку. — Так что привело вас в Нью-Йорк, Мэгги?
— У меня здесь семейные дела. Я вас сегодня покину, так что благодарю за гостеприимство…
— Андреа, зачем ты поднялась в такую рань? С добрым утром, Вен. Вижу, вы уже познакомились. — Облаченный в сутану Бобби Патрелли вошел в кухню. Увидел озадаченное лицо отца Лачински и сказал: — Мы с Андреа знаем друг друга с детства, Вен. Дружили семьями.
— Да, ты говорил, однако тут какая-то путаница с именами. Подруга твоего детства считает, похоже, что ее зовут Мэгги.
— Андреа — это мое второе имя.
— У меня появилось дело на полдень, Вен, — произнес отец Патрелли. — Я вот подумал, может быть…
Мэгги повернулась к нему:
— Нет. Нельзя ждать так долго. Ты должен отправиться туда сейчас, утром.
Патрелли взглядом заставил ее замолчать.
— Андреа, я уже договорился о встрече. — Он повернулся к Лачински. — Важное личное дело, которым необходимо заняться. Ты сможешь в четыре провести вместо меня занятия с подростками?
— Мне для этого придется изменить весь распорядок дня…
— Вот и отлично, — прервал его Патрелли. — Спасибо. Всегда знал, что на тебя можно положиться.
Как ему удается примирять две стороны жизни? — дивилась Мэгги. Переговорщик у гангстеров. Приходский священник. Она поймала взгляд Патрелли и поняла, что тот прочитал ее мысли. Он это всегда умел.
На тумбочке у ее кровати лежали доставленные «ФедЭкс» коробки и сдача со ста долларов. Мэгги надорвала оберточную бумагу, размотала шелковые шарфы, взглянула на серый пластик и металл пистолета. Она провела большим пальцем по стилизованным «АБ» на дуле, потом выставила пистолет перед собой — одна ладонь, как учил брат, Джеймс, поддерживает другую. Неплохо. Мэгги зарядила пистолет и уложила его в рюкзачок. И ей сразу стало легче. Вооруженная, она снова была дочерью своего отца. И как вообще могла она думать, будто ей удастся стать кем-то еще?
— Пити, тут какая-то ошибка. Он был страховым агентом, а не федералом.
Сэм, прижимая к уху телефон, подошел к окну. Люди, двигавшиеся семнадцатью этажами ниже, походили на муравьев.
— Табличка на двери — «Джордж Ментон, страхование». Он сам сказал, кто он. И он знал Мэгги.
— Да, все верно, он по совместительству продавал страховки, но был при этом еще и федеральным маршалом!
Сэм глубоко вздохнул, пытаясь освоиться с услышанным.
— Сэм, ты понимаешь, на что это похоже? Мэгги исчезает. Звонит федеральному маршалу по никому не известному номеру. А через пару часов его убивают. Можно заподозрить…
— Погоди минуту, — перебил его Сэм. — Это уже натяжка.
Однако он знал, что Пити прав. Служба маршалов США осуществляет федеральную программу защиты свидетелей.
— Сэм, это единственное, что расставляет все по местам, — сказал Пити. — Мэгги была включена в ПЗС. А Джордж Ментон был ее контролером.
Не успев обдумать эту новость, Сэм выслушал вторую, пострашнее. Его самого объявили в федеральный розыск по обвинению в убийстве.
— Я не убивал его, Пити.
— Черт, да знаю я, Сэм, — ответил Пити. — Но я тебе так скажу: выглядит все паршиво. Дики пока не считает тебя убийцей, да только дело у него забрали, а федералы, конечно, гадают, почему трупов становится все больше.
— Что значит «все больше»? Страховщик и ямаец…
— И продавец винного магазина. Пуля в голову, как и у двух других.
— О господи, Пити. — Сэм вспомнил продавца — пухлого, глуповатого мальчишку. — А что насчет ямайца? Как они объясняют? Почему я его-то должен был убивать?
— Они считают, что вот возьмут тебя, ты им все и объяснишь. Конечно, они думают, что тут замешаны наркотики, что ты перевозил их на вертолете и все такое.
— Ну еще бы, — с горечью сказал Сэм. — Почему же нет? Стало быть, стрелок должен был сначала уложить продавца, засесть в магазине и ждать, когда ему удастся снять двух других. Он убивает Ментона, посылает за мной ямайца и укладывает его, прежде чем тот успевает что-то сделать. В этом нет никакого смысла, Пити. Почему он сам мной не занялся?
— Не знаю. Пока мне добавить нечего.
— Я должен был услышать выстрел, которым сняли Ментона, но не слышал ни звука. Ты думаешь то же, что и я?
— Глушитель.
— Да. Это профессионал.
Привычный мир расплывался вокруг Сэма. Его жену и сына окружало бушующее море крови.
— Это объясняет ямайца. Киллер получает контракт, привозит ямайца с острова. Главный во всем этом — стрелок.
— Федералы считают, что это как раз ты и есть, Сэм. С нами они особо не разговаривают, но если Мэгги была в программе защиты свидетелей, а Ментон — ее контролер, значит, в этом все и дело. И переубедить ты их не сможешь.
— У тебя есть что-нибудь, с чем я могу поработать, Пити?
— Ничего. Большой зверь из Нью-Йорка все еще здесь. Рано или поздно эти ребята сядут тебе на хвост, и скорее рано.
— Да…
Они помолчали немного. Потом Сэм сказал:
— Пити, если узнаешь что о Джимми, о чем угодно, ты сможешь найти меня в…
— Сэм, — перебил его Пити, — я не хочу знать, где ты. Нам сообщили, что в Чикаго никто из вас не появился, и это все, что мне нужно знать. Если мы получим какие-то сведения о Джимми, я скажу Элли, так что звони мне домой.
— Ладно. Хорошо. Я у тебя в долгу, Пити, в большом.
Сэм поселился в «Метрополитене» — в этом отеле он останавливался, когда был здесь на семинаре полицейских вертолетчиков, много лет назад, еще до встречи с Мэгги. Или как ее звали на самом деле?
Он достал из бумажника оставленную ею записку, взглянул на знакомый почерк, словно подшучивающий над ним: «Я люблю тебя, Сэм».