– Посидим в тишине вдвоем, – сделал армянин приглашающий жест в самую глубь штурмановской фазенды, где находилась маленькая уютная беседка.
– Добро, – Маршал расстегнул воротник и засучил рукава рубахи – вечер выдался неожиданно жарким.
Свое погоняло Сергей Даниэлевич Арутюнянц получил не за внешние данные (его рост едва достигал 165 см, он был тонок в кости и хрупок), а за острый, изощренный ум, способность быстро и точно анализировать любую ситуацию, глубокие познания в самых разных областях и дар прирожденного психоаналитика, с которым мог конкурировать не каждый профессионал. Между тем его образование ограничилось семью классами средней школы. Возможно, оно было еще короче, но Серж-большой стеснялся разговаривать на эту тему, а врать не любил.
На первую отсидку попал рано, лет в четырнадцать. Родившийся в многодетной армянской семье, Сергей был потомственным вором – отец, братья и даже сестры не преминули отметиться в зоне за кражу личного имущества. Не воровала в семье только мать – она рожала жульническую гвардию, пополняя ее из года в год. Не исключено, что, формируясь в иной среде, Сергей Арутюнянц мог бы выйти в большие ученые, известные кинорежиссеры или художники, но он стал воровским авторитетом Сержем-большим.
Высокую ступень в воровской иерархии он заработал не только умом, но и несгибаемой волей и упертостью. Находясь в одной из провинциальных тюрем, Серж-большой попал в немилость к тамошним кумовьям из ОРЧ.[8] Те подговорили ссученных[9] опустить Сержа, имевшего тогда уже солидный авторитет. Трое дюжих беспредельщиков-мордоворотов долго смеялись, когда в их камеру ввели щуплого, болезненного на вид армянина. Однако смеялись они в последний раз; хором навалившись на Сержа, получили неожиданный отпор: маленький вор сумел ловко разорвать пасть одному, выхватить из его рук заточку и вонзить ее в пах второму, третий же настолько оторопел от такого поворота дел, что сам отскочил в сторону. На истошные вопли изувеченных сучар сбежались контролеры и отправили Сержа-большого в карцер, предварительно отходив дубьем. Тем не менее больше Арутюнянца в тюрьме никто не задевал – ни вертухаи, ни беспредельщики. В свободное от занятий воровским ремеслом время Сергей Даниэлевич занимался графикой, рисовал стилизованные под национальные мотивы картинки или резал по дереву. И то и другое у него получалось достаточно профессионально.
– Георгий, ты за кого меня держишь в группировке? – снова по имени обратился Серж-большой к Маршалу, как только они уселись в удобные дубовые кресла.
– За умного, – Маршал, немного помолчав, добавил: – За кого же тебя еще считать прикажешь?
– Раз за умного... – Серж выдержал небольшую, но выразительную паузу и, немного прикрыв большие печальные глаза, продолжил: – Раз за умного, слушай, что скажу, и не обижайся. Мы ведь с тобой почти братья...
– Говори, Серж. Обид не будет.
– То, что я сегодня видел, Георгий, это цирк. Причем самодеятельно-провинциального уровня. – Армянин поднял веки, и его глаза стали огромными, неприятно обжигающими. – И сегодняшнему твоему слову, Георгий, цена невелика. Оно сегодня почти ничего не стоит.
– Ты думаешь, нас не послушают? – сомнения преследовали и самого Маршала, поэтому слова Сержа-большого не вызвали резкого отпора.
– Ты на этого положенца обратил внимание? Ильдар, кажется? – спросил в свою очередь Серж-большой.
– Видел. Так, шпанец средней руки... А вообще «шестерка» при Казыме, – высказал мнение Маршал.
– Может быть, Казым так думает, а вот Ильдар себя уж точно за «шестерку» не держит, а нас всех, в смысле старых законников, за полоумных держит. Он же смеялся, пока ты говорил, – глаза Сержа чуть погасли и снова стали печальными. – Он хохотал... Внутренне хохотал... Про себя... Над твоим словом. И многие из них хохотали, – армянин снова прикрыл глаза. – Да и из наших многие. – Он выразительно произнес последнее слово.
– Думаешь, они решатся ослушаться? На беспредел? Война неизбежна?
– Да! – ответил «мозговой центр» коротко. – В первый раз в жизни не могу понять, что происходит. Не вижу расклада. Такоева не наши замочили, это точно. Значит, идет игра, а кто банкует, не видно. Кто-то хочет войны, похоже, кто-то третий. Сами азеры, хоть и не люблю я их сильно, на такое не пойдут, чтобы для понта своего подорвать, да еще с женой и детишками... Нет, не похоже. Может, что-то знают, может, даже кого-то наняли, а те перестарались. Так это еще полбеды. Молодые шакалы вроде Ильдара, всякие беспредельщики отмороженные – это мне понятно, я их расклад знаю. Боюсь, дело хуже, кроме них, играет кто-то третий, кого мы не видим. И в этой игре у нас, Георгий, плохая карта. – Серж-большой замолчал.
Молчал и Маршал, он отлично понимал, что Серж-большой прав. Сказать о разговоре с Варламом? Нет, рано. Я же не попка, повторять, что услышал. Надо самому разобраться. Верю, не верю, что предлагаю, а так вякнуть, только колыхнуть.
– И все же мы должны остановить войну, – произнес наконец Маршал. Больше ему нечего было сказать.
– Мы не сможем этого сделать, Георгий! Наши прежние понятия летят к чертям. Мир изменился, Маршал, и развернуть все обратно ни тебе, ни Казыму уже не под силу, – неожиданно твердо закончил Серж-большой.
– Что ты предлагаешь? – Маршал, не мигая, смотрел на верного кента.
– Для себя я решение уже принял: уезжаю, как сходняк решил, в Канаду, и порученное дело сделаю. А потом останусь там. Я и там буду вам нужен. Родичи мои – люди верные, постараются делать все как надо, да вот времена сейчас такие, что они могут просто не потянуть, о здешней новой жизни они без понятия. Если хочешь, поедем вместе.
Маршал молчал, словно окаменевший, он смотрел в глаза Сержа-большого.
– Сегодня не мы главные бандиты России! – Серж выразительно посмотрел вверх. – Главные авторитеты там, где реальная власть и большие деньги. Нас же они просто используют, мы им выгодны со своими группировками и разборками. А потом нас отстреляют. Вспомни, сколько авторитетных людей полегло?! Крупные, авторитетные воры. А я не хочу, чтобы эти суки, не нюхавшие нар, использовали меня. И не хочу, чтобы использовали тебя... Неужели ты веришь в то, что их можно победить?
– Ты знаешь, я верю только в бога, – неожиданно зло ответил законник.
– Их никогда не посадят. К сожалению... – Серж хищно усмехнулся. – Хотел бы я посмотреть, а еще лучше встретиться с ними на зоне...
– Таких не содют! Умный человек один сказал, – смягчил свой тон Маршал.
– Мы смешны, Георгий! Над тобой сегодня смеялись! И что будет дальше, подумай об этом! А я выхожу из этой игры. Буду там при общаке, как сторожевой пес. Считай, ухожу на заслуженную пенсию. – Серж криво усмехнулся. – Может, я просто устал. Пойдем спать! – Серж-большой поднялся с кресла.
– Ты волен это сделать, Сергей, – впервые за все последние годы армянин был назван по имени. – Я многим тебе обязан... Я все понимаю. Уезжай. Ты и там будешь нужен, а я нужен здесь. Маршалу нельзя уезжать, когда война на носу.
Они молча направились к особняку. Из открытого окна второго этажа раздавались девичий смех и повизгивания – Штурман развлекался с девочками. Сегодня у него в гостях были рыжеволосая фотомодель и пикантная, полноватая брюнетка – стриптизерша из элитного эротик-шоу. Жизнь текла своим чередом.
Две заботы лишали Маршала спокойного сна – как распознать стукача и где пристроить общак.
Запустив «дезу» насчет подготовки гоп-стопов, Маршал никаких дополнительных ловушек не устраивал. Он и так выглядел в собственных глазах трусливым подлецом, украшая лапшой уши ближайших кентов. Решил набраться терпения и ждать.
С общаком было куда сложнее.
Еще до «командировки» Маршала в Бутырку на сходе авторитетов Центрального округа и примкнувших групп решался вопрос с общаком. Хранили его по частям в разных местах: в Москве и пригороде, крупную часть пристроили даже в Новгороде. Хранителями были разные люди, как правило, воры-«пенсионеры», отсидевшие свое, в активном криминале уже не участвовавшие, однако жившие по понятиям. Плохо, что и сами они, и их «должности» были известны слишком многим. Маршал подумал, что наверняка и стукач, если он существует, тоже знал кое-кого из хранителей, скорее всего даже – не одного. Сход поручил Маршалу найти более надежный вариант, а если сход одобрит, то и осуществить. При первых признаках войны, как только Маршал вышел из Бутырки, стало ясно – тянуть с этим делом нельзя, тем более если завелся стукач.
9
Ссученные – беспредельщики, осужденные по самым грязным статьям (например, за изнасилование малолетних) и используемые сотрудниками СИЗО для расправы с неугодными или для выбивания нужных показаний на следствии.