– Справимся, Фёдор Иванович.
– Хорошо. А вы пошли со мной. Похулиганим немного.
Фёдор хлопнул рукой по карману брюк. Привязанная изнутри в кармане связка ключей от складов была на месте. С самого начала решили, что все запасы будут строго контролироваться и ключи будут только у четверых – Фёдора, настоятеля, отца Василия и келаря. Ключи на время могли передаваться какому-нибудь человеку, он же был обязан их вернуть. Всё остальное время ключи находились при хозяине. Сейчас это экономило время.
Нужный склад отыскался не сразу. Только с третьей попытки, судя по маркировке «беречь от огня» на ящиках в штабеле, нашлось то, что нужно. С помощью подростков – Фёдор с одной стороны, остальные с другой – один из ящиков выволокли на улицу. Догадливый Пётр притащил откуда-то гвоздодёр. Фёдор усмехнулся и нежно погладил изгиб хорошо знакомой железки, не обращая внимания на округлившиеся глаза ребятни. Тот самый, спасший его в бою. Обронил, когда прибежал и увидел сидевшую на земле дочь. И вот гвоздодёр его снова выручает.
– Так. Ты, Пётр, у нас глазастый. Возьми кого-нибудь, и поищите упаковки сухого горючего, – Фёдор отстегнул ещё один ключ. – Они вот в этом сарае должны быть.
Мальчишка кивнул, вместе с приятелем и смуглой черноволосой девочкой нырнули открывать замок и рыться в коробках. Фёдор тем временем поддел сплющенным концом гвоздодёра одну из прибитых крест-накрест досок, затем вторую, сорвал крышку. И довольно показал кулак с поднятым большим пальцем. Именно то, что нужно. Баллончики аэрозоля от насекомых.
– В общем, – весело жестикулируя, рассказывал Фёдор на следующий день настоятелю игумену Иллариону и отцу Василию, – вспомнил я хулиганское детство. Как мы такие же баллончики в костёр кидали или поджигали. А тут увязали несколько штук, на проволоке спустили. Запал из сухого горючего и смоченных в бензине тряпок. И ба-а-бах. Главное – рассчитать, чтобы нагрелось и загорелось уже за стеной, а не в руках. Ну, на это, – он покрутил в воздухе рукой, – тоже опыт имеется.
Фёдор рубанул воздух ладонью.
– В общем, сначала свежие побеги разнесли вдребезги. А когда самую большую порубили и отцепили, её тоже закидали. В ошмётки. Там знаете, пацан такой? Веснушчатый, волосы румяным золотом. Петром зовут.
Отец Василий кивнул.
– Я под его начало отдал с десяток человек из молодёжи. Пусть несколько раз в день обходят стену и смотрят. Если эта пакость опять расти начнёт, сразу же уничтожим.
Двое остальных одобрительно закивали, отец Василий улыбнулся:
– Идея хорошая. А то у нас всего три гранаты осталось.
Игумен добавил:
– Можно ещё катапульту соорудить. Я в миру историком был, даже кандидатскую по античности защитил. Память, конечно, не та уже, но конструкцию вспомню. Сделаем, и остальных зверюг маленько отгоним. А то совсем обнаглели, сегодня ночью прямо у ворот выли.
Илларион тоже говорил бодрым, деловым тоном. Мол, всё хорошо… Если присмотреться, у всех троих в глазах стояла тревога, лица почернели от бессонной ночи. Заставить себя уснуть они так и не смогли, да и сейчас сидели на лавочке возле жилого корпуса. Вчера погибло двадцать два человека, из них пятеро детей. И ещё почти пятьдесят ранены, причём больше половины лежачие. Двенадцать человек в тяжёлом состоянии, а из врачей – только Лида. Да ещё двое монахов до пострига один работал санитаром на скорой, а второй медбратом в больнице. Неожиданно среди медперсонала оказалась и Вика. Её школа считалась престижной, директриса старалась выискивать лучших учителей по любому предмету. Поэтому даже такое никому вроде не нужное ОБЖ пригласили вести преподавателей из медицинского колледжа. А те, честно отрабатывая зарплату, гоняли школьников до седьмого пота. Словно перед ними очередные студенты-медики… И об этом Фёдор сейчас жалел. После вчерашнего стресса хорошо бы дочери прийти в себя, а не смотреть на боль и крики раненых. Вот только нельзя. И грамотного медперсонала не хватает… И никогда он не решится признаться дочери, что в медпункт он засунул Вику как раз, чтобы у неё даже мысли не возникло поучаствовать в зачистке монастыря после боя.
Дверь громко хлопнула о стену, на крыльцо, щурясь от света, вышла Лида. Девушка всем весом опёрлась на перила, так что хлипкая конструкция громко заскрипела. Затем присела и начала гладить сидевшего тут же на крыльце Барсика. Кот обычно никому кроме хозяйки не давался, но сейчас проникся важностью момента. Даже закрыл глаза и замурчал, демонстрируя – я не против, и мне нравится. Мужчины всё это время молчали, только встали со скамейки. Слишком уж плохо выглядела врач. Под глазами залегли чёрные тени, щёки запали. Всегда ходившая лёгкой, танцующей походкой, сейчас Лида шаркала, будто древняя старуха. Первый раз на памяти Фёдора девушка не улыбалась. Хотя всегда что бы ни случилось – грусти не показывала.
Наконец, наигравшись с котом и чуть отдышавшись на свежем воздухе, Лида уже твёрдой походкой подошла к остальным. И тут ноги опять подкосились, она села на скамейку, опёрлась спиной о стену. Смахнула ладонью с доски невидимую грязь. И бесцветным, механическим голосом заговорила:
– Последняя из операций закончилась успешно. Ваш звонарь, отец Илларион, жить будет. Как оказалось, ничего страшного. Но звонить ему ещё не скоро, на левой руке сложный перелом.
Лида сорвала жёлтый цветок приютившейся под скамейкой мать-и-мачехи, начала клочками обрывать с него лепестки. На середине бросила это занятие, уронила цветок под ноги и всё так же без тени эмоций закончила:
– Итак, можно подводить статистику. У нас на сегодняшний день двадцать шесть лежачих. На четырнадцать операций три смертельных случая, ещё двое под вопросом. Остальные будут жить. В наших условия да ещё с хирургом, у которого всей хирургической практики три месяца в госпитале МЧС, и то два года назад – результат вполне неплохой.
И тут её прорвало. Лида в голос заревела:
– Я не могу, я не могу так!
Девушка вскочила, споткнулась и замерла в руках Фёдора, который успел её поймать.
– Тихо, девочка, тихо, – прижал он её к себе. – Ты молодец. Ты не представляешь, какой ты молодец.
– Я не могу, я на терапевта училась, – продолжала рыдать Лида.
Вдруг замолчала и обвисла. Вчерашний бой, бессонная ночь, операция за операцией. Организм всё-таки не выдержал. Слёзы прорвали тщательно сдерживаемое нервное напряжение, и девушка отключилась, впала в полузабытье. Фёдор кивнул, подхватил Лиду так, чтобы было удобно нести. Отец Василий открыл и придержал дверь жилого корпуса. Лида же, похоже не сознавая, что делает, обхватила рукой Фёдора за шею и устроилась поудобнее.
Поднимать девушку пришлось на третий этаж, и на последней ступени Фёдор осторожно выдохнул, стараясь не разбудить задремавшую Лиду. Бессонная ночь сказалась и на нём, руки и спину от тяжести ощутимо ломило. Хорошо хоть дверь в комнату оказалась приоткрыта, её получилось толкнуть носком ботинка. Дальше Фёдор уже не разбирал, где чья кровать, а попросту аккуратно положил девушку на ближайшую. И собрался было уже уходить, когда Лида внезапно открыла глаза, с силой ухватила его за запястье и тихонько жалобно произнесла:
– Не уходите, пожалуйста. Фёдор… Иванович. Не уходите. Мне… мне одной страшно.
Фёдор молча повернулся и осторожно присел на краешек кровати.
– Нет, не так. Нормально сядьте.
Пришлось подвинуться. А дальше, к удивлению Фёдора, девушка легла головой к нему на колени. И это Лида, которая стоило только кому-то из местных парней намекнуть насчёт самой обычной прогулки вместе, сразу же краснела и терялась. Сейчас же девушка только поёрзала, устраиваясь поудобнее, и продолжила.
– Извините. Но… я боюсь. Стоит закрыть глаза, и сразу передо мной эти трое, которые умерли. Стоят, лица кровью залиты и шепчут: это ты виновата.
Фёдор, недолго думая, сдвинулся ещё чуть дальше, опёрся на стену. А потом взял и посадил Лиду так, чтобы она полусидела-полулежала в его объятиях. Погладил девушку по голове – волосы оказались мягкими и пахли цветочным ароматом. Негромко сказал:
– Не слушайте. Вы не виноваты. Лучше слушайте голоса тех, кого сумели спасти. Их гораздо больше. Вот наш звонарь. Я видел, как его несли. И только благодаря вам, Лида, он будет жить.