На ФФФукуараби боялись генной инженерии, зато селекцию проводили с незапамятных времен. И притом самыми безжалостными методами. А потому все «муравьишки» умели оказывать слабенькое гипнотическое воздействие. Если сложить их карликовые усилия, можно было получить вполне приличный разовый импульс. Потом клеточкам придется долго копить психическую энергию, но ведь это потом…
Приземлившись, Дом молниеносно провел пару рукопашных приемов. И вот он уже стоял, в каждой руке сжимая по заряженному обрезу. Два поверженных крикуна слабо копошились у его ног, остальные оцепенели.
— Бросай оружие! Руки вверх! — рявкнул Непейвода.
Побросали. И только один из охранников вскинул свой обрез. Муравейник выстрелил навскидку. Картечь разворотила крикуну локоть. Тот заорал как резаный и, потеряв сознание, рухнул на спину.
Воспользовавшись тем, что Двунадесятый Дом отвлекся и смотрит в другую сторону, главарь прыгнул к люку, сорвал титанитовую крышечку слева от него и дернул за рычаг. Развернувшись, Непейвода выстрелил в крикуна. Картечь разворотила ему правую кисть.
В зале пронзительно взревела сирена. Люк с грохотом захлопнулся, зашипела пневматика. Над ним замигала красная лампа. Главарь лежал на полу у стены, прижав к груди изувеченную руку, и протяжно стонал: «А-а-а-а-а…»
— Есть еще желающие? — спросил Дом.
— Мы сдаемси, — прохрипел главарь. Он судорожно открывал рот, пытаясь протолкнуть в грудь воздух.
— Лицом к стене! Живей! Руки за голову! Не двигаться! — командовал Непейвода. — А теперь ты расскажешь, как открыть двери.
— У тебя… ничего… не выйдет… жучара…— с трудом выплевывал слова верзила. — Разгерме… тизация… Отсек… задраен…— Закашлявшись, он скорчился и уткнулся головой в пол.
Третья биокукла испустила дух. Скоро родится очередная смертница. Платон дрожал как осиновый листок. Ржаво-бурая корка кровезаменителя покрывала его тело. Крикуны изрядно утомились — не столько от стрельбы, сколько от шумного выражения восторга, и начали мазать. Археолог получил два легких касательных ранения — предплечья и кисти руки, а также пулю в мягкие ткани бедра. Когда будут расстреливать четвертую биокуклу, наверняка прикончат и его.
В дверях тира возникло какое-то движение. Затем в облаке черного дыма, озаренного багровыми вспышками, в грохоте взрывов в тир ворвался ангел мщения. Нескольких крикунов отшвырнуло взрывной волной, вмазав в стены. Один горел заживо, визжа и катаясь по каменному полу.
Обрезы крикунов слабо тявкали в ответ, а сами они, порванные в клочья и изрешеченные, один за другим попадали на пол, чтобы уже никогда не встать. Старик бросился бежать, но лазерный луч оказался быстрее— перерезал его в поясе. Так дети ломают оловянных солдатиков.
Грохот стих, а дым рассеялся. Звон тишины в ушах, удушливый запах горелой одежды и плоти — больше Платон не ощущал ничего. А перед ним из пузырящейся розовой массы формировалась четвертая биокукла. Росла, росла да не выросла. Кто-то быстрыми шагами приблизился и отшвырнул ее в сторону.
Жуткая картина, привидевшаяся археологу несколько дней назад, стала явью. Платона спас отросток «Оболтуса». Розовокожий, покрытый мелкими волосками, с небольшим бугорком вместо головы — он выглядел как карикатурная копия человека. Он был весьма похож на убитых крикунами биокукол, но на самом деле являлся машиной убийства.
«Оболтус» отрастил автономное тело и отправил на выручку своему экипажу. За гомункулусом не тянулась безразмерная пуповина. Им управлял вживленный в туловище процессор. Отростку не нужен был воздух, энергией его питал микрореактор, где непрерывно аннигилировали крохотные порции электронов и позитронов. И при этом он был неплохо вооружен: дезинтегратор рос из его левой руки, бластер рос из правой, распылитель сонного газа торчал из верхушки туловища — рядом с инфракрасным прицелом, радаром и прожектором.
Гомункулус не стал повторять маршрут Рассольникова и Непейводы, пошел напрямик. Он шагал по коридорам астероида, выбивая запертые двери и поливая огнем все, что за ними скрывалось. Крикуны, оказавшиеся у него на пути, пытались сопротивляться: палили в гомункулуса из обрезов, швыряли баллоны с горючей смесью и на полную катушку запустили «цветомузыку», которая сбила с ног напарников. Впустую. Отросток никого не подпускал близко, всякий раз успевал выстрелить первым и был абсолютно невосприимчив гипнозу.
…Гомункулус отвязал Платона от мишени. Археолог был чуть и сразу опустился на липкий от кровезаменителя пол. Его спаситель встал рядом, нацелив оружие на развороченную дверь в коридор. Он охранял Платона от всех на свете опасностей, а археологу невыносимо было на него смотреть. Платон уронил голову на грудь и закрыл глаза.
У Платона Рассольникова надолго (на неделю или даже две) отбили охоту ухлестывать за женщинами, а уж всякого рода биокукол или материализованных виртуальных красоток он отныне видеть мог без содрогания.
В Галактике существует мощная индустрия по производству биологических заменителей человека. Они могут стоить от пятидесяти галактических кредитов и до сотен тысяч. Они бывают совершенно безмозглыми и напичканными новейшей электроникой. В зависимости от этого их называют биоманекенами или биороботами.
Сексуальные извращенцы, садисты, одинокие и застенчивые люди покупают себе объект для издевательств или поклонения. Мужья, потерявшие любимых жен, пытаются найти им замену, создавая точную копию и набивая управляющий ею компьютер сведениями о покойной. Экипажам трансгалактических лайнеров необходимо снимать напряжение, и корабельный доктор регулярно прописывает каждому матросу или офицеру надлежащее лекарство…
Биозаменителями людей, хотя бы изредка, пользуется чуть не каждый, но правила хорошего тона запрещают злоупотреблять этим видом релаксации. Платон Рассольников входил в число тех «настоящих» мужчин, которые скептически относились к синтезированным радостям. Не признавали они и достижения пластической хирургии: искусственную силу и красоту, пытаясь следовать своим заповедям — пока хватало силы воли.
— Где Непейвода? — малость оклемавшись, спросил Платон своего спасителя, но тот не ответил — у гомункулуса не было ни голосовых связок, ни рта. Он был создан не для бесед, а для боя.
Двунадесятый Дом тем временем справился с герметично задраенным люком зала. Его незадачливые пленители связали друг дружку под дулами обрезов и теперь валялись на каменном полу.
Вскоре Непейвода наткнулся на следы гомункулуса, прошедшего пол-астероида огнем и мечом. По следам он добрался до тира…
Глава 9
По минному полю
«Карантин — система административно-санитарных мероприятий для предупреждения распространения инфекционных заболеваний из эпидемического или эпизоотического очага, заключающихся в изоляции на известный срок больных и лиц, соприкасавшихся с ними, а также животных, растений и товаров из зараженных мест».
Плененные крикуны были заперты в их казарме— мрачном помещении с грубо сколоченными нарами в два яруса. Ведь сектанты отвергали любые удобства.
Платон и Непейвода вернулись на «Оболтус». Муравейник тотчас восполнил понесенные утраты, приведя численность клеточек к норме. Он использовал свой последний резерв — капсулы с впавшими в анабиоз «мурашами» — и уже через полчаса снова был бодр и весел.
Археологу понадобилось трое суток, чтобы хоть немного оклематься. Автомедик быстро залечил его раны и ушибы. Сотрясенным мозгам требовался полный покой и целебный сон. А вот вздрюченные нервы так быстро не успокоишь. Ему даже пришлось, стоя перед зеркалом, заново учиться улыбаться.
Утром четвертого дня Двунадесятый Дом деликатно постучал в дверь и вошел в каюту Платона. Тот лежал на койке и скучал. Голова была непривычно чистой и ясной, звон в ушах исчез. И только память оставалась самым больным его местом.
— Одевайся. Пора за работу, — бодрым голосом объявил муравейник.
— Ты это о чем? — спросил археолог, сев на постели и спустив ноги на пол.
— Надо вернуться на Чиуауа.
Платон чуть было не крикнул: «Ни за что!»— едва совладал с собой. Он понимал, что самым позорным образом боится этого гнусного астероида со всей его живой и мертвой начинкой.