Археолог почувствовал: еще немного, и ходячий муравейник потянется к бластеру. У обоих нервы на пределе. Поспешил успокоить напарника:
— Ты подозреваешь меня в людоедстве? Отродясь не ел насекомых! — Платон противоречил сам себе, но не замечал этого.
— Я понимаю: для тебя они — всего лишь порции животного белка и жира. Желанная пища. Но на самом деле эти беспомощные личинки способны превратиться в носителей величайшей мудрости и справедливейшей власти. Они спасут нашу планету и заставят задуматься многие разумные расы. Что есть сила, и что есть порядок? Каким путем должна идти эволюция, и стоит ли слишком много прав давать индивидууму? Как сохранить самобытность цивилизации перед лицом людской экспансии и защитить расу от ксеноцида?..
— И вся Галактика поймет преимущества концепции Роя и решит переселиться в муравейники, — усмехнулся археолог.
— Можешь сколько угодно издеваться, но когда-нибудь твоя Галактика…— Двунадесятый Дом не договорил — только досадливо махнул рукой.
— Слушай: а отчего мы до сих пор не посоветовались с комендантом? — удивился Платон, желая сменить тему разговора.
Непейвода почесал шебаршастый затылок, вынул из «волос» пару померших от старости клеточек, долго вертел их перед носом и наконец изрек солидным басом:
— Враг все-таки. А может, просто забыли.
Когда Сандерсону объяснили ситуацию, он первым делом спросил:
— Почему вы не попросите помощи у третьей силы? Вернее, у четвертой, если отмести Лигу, Империю Термопсис и ФФФукуараби.
— Мы дадим сигнал «SOS», и первыми на него примчатся те же самые термопсисы.
— Я могу предложить только такой вариант. Вы радируете на ближайший форпост Карантина. Это планетная система Гаммы Дракона. Мой приятель служит там командиром рейдера. Я сообщу ему о нападении термопсисов и попрошу срочной помощи.
— И что будет с нами, когда сюда примчится рейдер?
— Понятия не имею. Могу обещать лишь одно: я скажу, что ваш корабль был тоже атакован и подбит термопсисами, а потом вы спасли мне жизнь и помогли захватить вражеский, тральщик. Эту версию мы успеем отработать до деталей… Хотел бы сказать, что вас с почестями доставят в ближайший звездный порт. Но, скорей всего, вами займется контрразведка. И тогда проверять будут до посинения — и вас, и меня. Сыворотка правды и ментос-копия нам гарантированы.
— А что будет с нашим имуществом? — Непейводу больше всего беспокоила судьба золотого горшка.
— Сначала его тщательно проверят, а потом… Вероятно, его — вместе с личными вещами, одеждой и пищей — решат на всякий случай уничтожить. Тут главное: никаких хлопот. У Карантина свои правила— никто не станет их обвинять.
— Вы предложили «отличный» вариант, — произнес Двунадесятый Дом, пытаясь насквозь проковырять ногтем корабельное сиденье.
— На всякий пожарный случай надо иметь под рукой знакомого репортера из самых прожженных, — изменившимся голосом произнес Сандерсон, почуяв, что над его головой сгущается туча. — Из тех, кто ради сенсации маму родную не пожалеют. Таких, что не побоятся раззвонить на всю Галактику самый главный военный секрет.
— Увы…— развел руками Платон. И тут его осенило. — А ведь был один проныра. Тигран Мазендарян. Едва не прибил его когда-то. Если он не сменил место…
Археолог с помощью Непейводы нацелил тахионную антенну в нужную точку звездного неба и радировал на Свеодруп — планету, знаменитую производством молекулярных нитей. Там располагался корпункт информационной корпорации «Си-Эн-Эн». Гарантируя репортерам галактическую сенсацию, археолог просил выслать самый быстроходный корабль. Раньше у корпункта был неплохой космока-тер, делавший до пятидесяти гиперпрыжков в час.
Если передачу перехватят — всем пятерым конец. Если Мазендарян не поверит Рассольникову — всем пятерым конец. Если начальство не даст глиссер— всем пятерым конец… Археологу стало не по себе от таких мыслей, и он громогласно объявил:
— Уверен: съемочная группа уже мчит в космопорт. — Уверенности не было ни малейшей.
Муравейник только покачал головой.
Теперь время работало на них, и надо было решать все отложенные на потом вопросы.
— Что будем делать с Кребдюшином? — осведомился Платон. — Предлагаю оставить его тут. Он сможет встретиться со своими нанимателями, и они заплатят ему по счетам. Щедро заплатят.
— Разумно, — согласился Непейвода. — Отведем полукровку в кают-компанию, а гриба позовем на мостик — ждать осталось недолго. Да и с комендантом надо решать. Пора.
Когда напарники вошли в кубрик, где содержались пленники, оказалось, что Кребдюшину плохо. Он обвис в эластичных путах, уронил голову на грудь. Сандерсон с опаской поглядывал на соседа. Их разделяли метров пять. Оба были крепко привязаны к титанитовым скобам обшивки. И за ними внимательно следили датчики движения.
— Что с тобой? — спросил Платон полукровку, тронув за плечо. Голова пленного мотнулась. Он не ответил.
Двунадесятый Дом поднял ему веко и посмотрел зрачок, пощупал пульс и констатировал:
— Без сознания. Но скорее жив, чем мертв.
— Что с ним происходит? — спросил археолог лейб-коммодора.
— Корчился, мычал, требовал врача, а потом скис. Чем вы его накачали?
— Боюсь, он приболел…— раздумчиво произнес Дом, достал из стоящей на полу сумки кибердиагноста и пристроил на плече Креб-дюшина. Развязывать больного он не стал.
Пока Автомедик сканировал полукровку, Платон обратился к Сан-дерсону:
— А с тобой что прикажешь делать, комендант? Сам-то ты чего хочешь? Вернешься в Карантин? Или решил уйти в отставку?
— Вы меня отпустите? — подняв голову, спросил лейб-коммодор.
— За нами должок, — буркнул Непейвода.
На лице Сандерсона возникло мечтательное выражение.
— Я хотел бы сменить внешность, получить новые документы и начать другую жизнь.
Напарники были слегка озадачены таким поворотом. Они переглянулись, затем муравейник сморщил лицо, будто жевал лимон, и процедил:
— Так и быть…
Бывший комендант пытался спрятать улыбку, а она упрямо вылезала на лицо. Полукровка тем временем очнулся, обвел мутным взором кубрик и застонал.
— Сильнейшая интоксикация, — мягким, врачебным голосом объявил кибердиагност. — Генезис пока не ясен — незнакомый тип организма. Придется очищать ткани, менять кровь. Дело долгое и кропотливое. Нужен стационар.
— Стационара не будет, — заявил Двунадесятый Дом. — Делай, что можешь.
— Делаю, — беспомощно ответил Автомедик. В дверях кубрика показался гриб, медленно перевалил порог. Шляпка покрылась множеством струпьев, бахрома почернела и осклизла. На ножке возникли бурые узлы, из которых что-то сочилось. За грибом по полу тянулись липкие нити. Похоже, срок жизни автономного плодового тела подходит к концу. Это мицелий живет тысячелетия, а его дети недолговечны.
— Что вы собираетесь с ним делать? — проскрипел гриб.
— Подлечим, а потом оставим здесь… Мы освобождаем тебя от всяких обязательств перед Кребдюшином, и можешь катиться на все четыре стороны. Хочешь, доставим тебя на родину?
— Вы должны отправить его домой, — прокаркал гриб и закашлялся, роняя на пол ошметки шляпочных пластинок.
— Мы никому ничего не должны! — разозлился Непейвода.
— Вы не понимаете, — упорствовал гриб. — Он уже был болен, когда напал на вас. А сейчас он умирает. Его надо отвезти домой. Там его вылечат… или похоронят.
— Да ты как будто нам грозишь, — пробормотал Платон. — А если мы не согласимся?
— Вы можете меня убить! — прокаркал гриб, выпрямившись во весь рост. По его шляпке от напряжения пошли трещины. — Я свое дело сделал. Пусть я погибну — Мицелий торжествует! Я могу уйти со спокойной совестью. Я — всего лишь плодовое тело, каких триллионы. Наша задача — нести споры по Галактике, распространять Великий Мицелий на новые миры. Наша жизнь сама по себе ничего не значит. В отличие от многих, я выполнил свое предназначение. Я доволен.
— Ты хочешь сказать, что…— археолог не договорил. Волосы у него встали дыбом.
Сандерсон, как видно, тоже сообразил, что к чему, и побледнел.
— Почему я так долго терпел это ничтожество? — скрипуче спросил гриб и сам же ответил: —Я выполнял свою миссию и ждал. Сейчас Кребдюшин превратился в ходячий инкубатор спор. Он больше не живет самостоятельно, эта споры живут в нем, заставляют его передвигать ноги, пить и есть.