Каждую ночь волны выбрасывали на берег очередные трупы неудачливых беглецов, пытавшихся чуть ли не вплавь добраться до нейтральной Швеции…
К тому же, очень сложно было вести полноценную агентурную работу. Особенно в столице: город крохотный, все у всех на виду, а конспиративные квартиры засвечены еще со времен деникинской контрразведки.
Старик вздохнул… Однако, справились!
В середине семидесятых он приехал сюда снова — уже не по службе, а так, в отпуск, отдохнуть с женой и дочерью в пансионате «большого» ЦК.
Республику было трудно узнать. Казалось, сделано все, чтобы водворить местных жителей в единую семью советских народов: одинаковые газеты и голоса по радио, те же портреты на площадях, те же очереди за дефицитом. В уютных некогда кафе и ресторанчиках постепенно приучались хамить посетителям, да и улицы уже были вовсе не так чисты и опрятны. Но…
Неожиданно старик понял. Он вдруг отчетливо осознал, что не любит этот кусочек рассыпавшейся и некогда великой империи именно за то, что он сам и тысячи подобных ему сделали с крохотной, уютной и беспомощной страной на балтийском побережье!
В девяносто первом… Тогда людям, которыми он руководил, еле удалось вывезти из-под носа ошалевших от победы борцов за независимость архивы российских спецслужб.
Личные и рабочие дела агентуры, данные литерных мероприятий, бесчисленные тома оперативных разработок… Опасные знания — и оставить их новой власти было бы негуманно. Это значило то же самое, что подарить несмышленым детишкам большую коробку гранат, пластида и детонаторов.
Так что, некоторым образом, юная демократия теперь перед стариком в неоплатном долгу…
Старый Город — пешеходная зона, архитектурный заповедник. Узкая, вымощенная булыжником улочка изогнулась и неторопливо поползла вверх, к зубчатым стенам цитадели. Из-за противной, даже по местным меркам, погоды праздношатающейся публики почти не встречалось: только туристы группами и по одиночке, да несколько усталых русскоязычных проституток. Обыватели уже расселись дома перед телевизорами, а те, что помоложе и посостоятельнее, коротали время за столиками многочисленных кафе и пивных подвальчиков.
Луж не было, но подошвы опасно скользили по мокрой мостовой.
— Простите! — Сопровождающий задел старика краешком зонтика.
— Ничего…
Площадь перед театром размерами больше напоминала внутренний дворик: места на ней еле-еле хватало для бронзового памятника Легионерам и некоего подобия неработающего фонтана. Судя по афише, сегодня давали «Гаянэ» Хачатуряна — очередной аргумент против тех, кто решился бы обвинить местную интеллигенцию в оголтелом национализме.
— Сюда?
— Да, одну минуточку.
Вооруженный охранник внимательно наблюдал за действиями человека с зонтиком, умудряясь одновременно не выпускать из поля зрения окружающее пространство.
Кажется, оснований для беспокойства не возникло.
— Осторожнее, здесь ступенька…
В театр они попали через служебный вход. Шагнувший было навстречу вахтер узнал сопровождающего, и обошлось без ненужных формальностей. Миновав бесконечный, полутемный коридор, единственным украшением которого являлись несколько парней далеко не балетного телосложения, спутники поднялись по чисто вымытой мраморной лестнице.
В холле перед дверью с медной табличкой скучала еще пара крепких ребят с одинаковыми прическами.
— Здравствуйте, господа! Прошу, присаживайтесь.
Человек, шагнувший навстречу, был со стариком одного возраста, разве что, чуть повыше и поплотнее.
— Здравствуй, Вилор… Узнаю! — Гость пожал протянутую руку и обвел взглядом кабинет. — Ты всегда любил придумать что-нибудь этакое.
— А почему бы и нет? Театр — это прекрасно… а главное, никому не внушает никаких подозрений!
Они остались втроем: охранник у двери, на стуле, а собеседники — в кожаных креслах напротив друг друга.
— Как добрался, Андрей?
— Нормально.
— Выпить не предлагаю…
— Правильно делаешь. Я уже давно ничего крепче кефира не употребляю — возраст!
— Да-а… А раньше-то, помнишь?
— Помню, Вилор. Так ведь раньше и ты по-русски без акцента говорил!
— Времена другие, — поморщился хозяин. — Все меняется. Только вот характер у тебя с годами не улучшился, это точно.
— Поздно меняться…
Когда-то они учились вместе, на ускоренных курсах НКВД под Горьким. Потом дружили семьями: тогда еще у обоих были семьи… Последний раз виделись уже генералами: один руководил крупнейшей советской резиденту-рой, а другой прибыл из Москвы его сменять.