— Если я не ошибаюсь, вы эти курите?
— Откуда вы знаете? — удивился Максим Данилович. Он разорвал пачку, вынул папиросу и раскурил ее.
— В вашей одежде пустая пачка лежала.
Коньяк был незнакомый, в какой-то очень дорогой бутылке, хотелось получше рассмотреть этикетку, аж в горле запершило, как ему захотелось понять, сколько в этой жидкости чайного цвета реальных оборотов, но показалось неловко. Максим Данилович, протягивая руку, смотрел только в глаза, он всегда так поступал. Простое правило, а сколько в жизни меняет.
— Шкловский, Максим Данилович. Простите… Как вы сказали? Как вас?..
— Александр Алексеевич. — Рука у доктора оказалась прохладной и твердой. — Сорок пять градусов. Давайте выпьем за знакомство?
Все-таки он не удержался и посмотрел на бутылку. На темно-красном фоне были нарисованы остроконечные золотые горы, надпись была сделана тоже золотом, латинскими буквами. Толком не разобрать.
Доктор опустился на стул. Он вынул из кармана небольшой перочинный нож, открыл его и короткими быстрыми движениями вогнал штопор в пробку.
— Можете меня называть Сашей, если хотите, я ведь чуть моложе вас. А вашу медицинскую сестру зовут Алевтина. С ней вы в любом случае еще встретитесь. — Он вытянул пробку и взглянул на Максима Даниловича весело, снизу вверх. — Да вы присаживайтесь. Или вы стоя пить будете?
— Не буду я с вами пить!
Неуверенно потоптавшись посредине палаты, он, сглотнув сухую слюну, присел на кровать. Прислушался к себе. В боку немного тянуло.
— Как хотите! А я выпью.
Наполнив обе рюмочки, ночной гость взял одну из них в руку, покрутил в пальцах, понюхал.
— Прекрасный коньяк. Очень крепкий! — Он щелкнул языком. — Специально для вас выбирал из своей коллекции, чтобы было побольше оборотов. Вообще-то я предпочитаю напитки полегче. — Он опять весело глянул в сторону кровати. — Ну так что, составите мне компанию? Разговор предстоит серьезный. Всухую плохо пойдет.
— Значит, это она меня вот таким образом лечила. Она, между прочим, мне сказала, что я умру через три недели.
— Она ошиблась.
— Но я умру?
— Как и мы все, только несколько раньше, у вас, Максим, — он нарочно не добавил отчества, пальцами поворачивая налитую рюмку, — осталось от месяца до двух жизни. Я хотел бы, чтобы вы провели их с пользой.
— Значит, она солгала?
— Пожалуй, так, солгала, — согласился доктор. — Вы. Максим Данилович, должен сразу сказать, уже умерли. По крайней мере, официально.
Больше сдерживаться оказалось невозможно. Он вскочил с постели, взял рюмочку и стоя опрокинул ее содержимое в горло. Обожгло. Внутри потеплело. Максим Данилович подвинул зторой стул и присел напротив доктора.
— С меня крестик сняли, — сказал он, показывая пальцем на свою голую грудь, одеяло, которое он взял с кровати, съехало на колени и прикрывало только ноги. — И колечко обручальное. Не соблаговолите вернуть?
— Вы мне не верите. Я могу показать вам результаты анализов, снимки. — Ночной гость вытащил из кармана маленький целлофановый пакетик и толкнул его по полировке. — Вот, пожалуйста, ваши вещи, возьмите. Родственникам мы еще не сообщили, ваша смерть зафиксирована только на бумаге, все это еще можно переменить. Но я надеюсь, вас заинтересует мое предложение. — Он сделал длинную паузу.
Максим Данилович разорвал пакетик, надел крестик на шею, надел на палец кольцо.
— В общем, я хочу предложить вам хорошо оплачиваемую работу, — после паузы сказал гость. — Вам, Максим Данилович, осталось, как я уже сказал, жизни около месяца. Принимая мое предложение, вы сможете обеспечить вашу семью на несколько лет вперед. Если вы откажетесь, то завтра мы оформим документы на выписку и вы будете в течение того же времени в страданиях умирать у себя дома. — Он снова налил коньяк, на этот раз, хоть и не чокнувшись, они выпили одновременно. — Есть и еще одно обстоятельство, способное заинтересовать вас.
— Ну? — не удержавшись, съехидничал Максим Данилович, все происходящее почему-то только веселило его. — И какое обстоятельство?
— Приняв мое предложение, вы получите шанс на излечение. Небольшой шанс, один из тысячи, но он все-таки у вас появится. Так что решайте.
— А чего решать-то, когда вы меня с кем-то перепутали! — Максим Данилович сам взял бутылку и опять разлил. — Кто я, вы знаете? Наверное, все-таки не знаете. Шоферюга, самый обыкновенный шоферюга, алконавт. Смену за рулем, полторы смены в отрубе. Сижу на кухне в обнимку с приемником, песни пою, дебил!
— Я наводил справки, — перебил гость. — У вас права первого класса, если не ошибаюсь?
— Первого!
— Незнакомую машину вести сможете?
— Любую, наверное, смогу.
— И «Кадиллак»?
— «Кадиллак»? Не знаю. Можно, наверное, попробовать. Вам что, водитель на «Кадиллак» нужен? Вообще что я должен буду делать? Что за работа такая, после смерти?
— Значит, вы согласны?
— Если все это правда, если вам нужен шофер и больше ничего, то предложение, конечно, заманчивое. Но я не понимаю, коли у меня рак желудка обнаружился, почему никакой боли нет? Разве мне можно кофе пить? — Он вопросительно посмотрел на доктора. — Я ведь только что бифштекс сожрал, — потер пальцами шрам на боку, — не болит ни хрена.
— Вам и коньяк также пить не следовало бы. — Доктор вытряхивал последние капли из бутылки в свою рюмочку. — Хотя если вы согласитесь на мои условия, то последний месяц вашей жизни окажется самым пьяным месяцем вашей жизни. И что же, совсем не болит?
— Чуточ-ку тя-нет!
— Боли не будет еще несколько дней, потом она за вас, конечно, примется, с этим ничего не поделаешь, и к этому вы должны быть готовы. Скажите, Максим Данилович, вы хорошо стреляете?
— Из автомата девяносто шесть из ста. Но это было тридцать лет назад. Сейчас не знаю, давно оружия в руках не держал. А что, нужно грохнуть кого-то?
— Нет, — врач поморщился, — для этой цели обычно приглашают совсем других людей. Вам никого не придется убивать. Ваше дело только вести машину. Ну, так вы согласны? — Он вынул из кармана халата сложенный вчетверо листок и, отодвинув пустые рюмки, расправил его на столе. — Если да, то вы должны это подписать.
— Сначала я должен узнать, в чем будет заключаться моя работа?
— Все очень просто, — сказал врач совершенно трезвым, но теплым голосом. — Несколько дней назад погиб наш водитель, ты должен его заменить. Туда ты едешь на «Лендровере», обратно приведешь машину с товаром. Ты справишься с большой машиной?
— Да фуры я в загранку водил, пока по пьяному делу не уволили, — сказал Максим Данилович. — Куда будет ездка?
— Товар, который ты доставишь, сейчас находится на складе в городе Припять.
— В зоне АЭСки, что ли? — Там!
— Что-нибудь серьезное или барахло?
— В основном барахло.
Ощутив легкое прикосновение боли, Максим Данилович решил свернуть затянувшийся разговор.
— Согласен! — сказал он, не глядя больше на собеседника. — Какая, к чертям, разница, по какой дороге машину гонять. Был бы асфальт в три слоя. И еще одно условие: достаньте мне еще таких папирос. Привык к ним. Мне друзья из Мурманска всегда присылали, а теперь, раз я умер, не пришлют больше.
— Ты должен это подписать! — напомнил Александр Алексеевич, подвигая листок.
— А что это?
Вероятно, он очень ослаб, и теперь после коньяка, строчки, напечатанные на машинке, разъезжались перед глазами, не ухватить смысла.
— Эта бумага позволит без особых сложностей перечислить заработанные вами деньги на счет вашей семьи. Не бойтесь, никакого другого договора между нами не будет.
— Я и не боюсь… Кто сказал, что я боюсь?.. Я в Чехословакии, между прочим, воевал. Ранение имею… — Приняв из руки доктора авторучку, Максим Данилович подмахнул листок, так и не сумев его прочесть.
Подмахнув, он с трудом выпрямился у стола. Голова кружилась. Наверное, он пьяно улыбался.