— Шубы, ковры, свитера — на все это был наложен запрет, — отозвалась она. — Обручальное колечко — его помоешь, замеришь, и все- чисто, многие только хрусталь один вывозили, хрусталь и люстры… Мы с Татьяной, собственно, шубу эту украли. Сами у себя украли. — Опять голос Зои звучал ровно, но сердце под страшным мехом болезненно сбивалось на каждом слове. — В первый месяц не было полного ограждения, проскочили на ее машине по проселку, минуя контроль! Татьяна потом тоже вернулась назад… — Вдруг Зоя остановилась, остановился и Макар Иванович. — Погодите-ка! — вспомнила она. — Вы сказали, в комиссионку?
— Сказал!
— Пойдемте! — Она развернулась и потянула Дмитриева в обратном направлении. — У вас будет хороший репортаж! — Она почти бежала. — Есть такая комиссионка. Как же я сразу-то?..
— Далеко это?
— Полшага! Здесь неподалеку магазинчик один.
— Вы уверены?
Она остановилась, переводя дыхание:
— Абсолютно. Эта вещь точно из Припяти, перепутать я не могла. Таких больше вообще нет. Штучный товар. Коллекционная вещь. Сами увидите.
Витрина была небольшой, и огромная шуба занимала ее почти всю. Надетая на манекен, светлая, невероятно изысканной формы северная лиса. Освещенная солнцем, такая шуба на черном бархатном фоне могла бы остановить на бегу любую самую деловую женщину. Дорогой манекен улыбался неподвижно красными губами. У него были стеклянные голубые глаза. На двери комиссионного магазинчика висел колокольчик, когда ее толкали, колокольчик мелодично позвякивал.
— Я не пойду, — сказала Зоя. — Если я в этом пойду с вами, могут возникнуть сложности. Давайте, я здесь подожду!
Дмитриев толкнул дверь, мелодично зазвенел колокольчик, и, как эхо, зазвенел вынутый из кармана маленький дозиметр. Безразлично взглянув в сторону выступившего навстречу охранника, Макар Иванович подошел изнутри к витрине и прижал ладонью японскую булавку к стеклу. Расстояние от булавки до шубы было сантиметров пятнадцать, но, судя по взревевшему дозиметру, мех был заряжен намного сильнее по сравнению с норковой шубкой Зои.
— Отойдите от витрины!
Охранник в защитного цвета облегающем костюмчике вразвалочку приблизился, вытянул короткую резиновую дубинку и угрожающе встал рядом с Дмитриевым, расставив ноги. В магазине находилось в эту минуту человек пять покупателей, все лица оказались повернутыми в их сторону.
— Шубу нужно убрать с витрины! — Макар Иванович в раздражении пихнул охранника в грудь. — Где у вас тут директор?
— Она краденая, краденая? — спросила с восторгом в голосе одна из покупательниц, отступая назад, почти за прилавок. — Краденая?
— Она радиоактивная! — сказал Макар Иванович и сам удивился глухому звучанию собственного голоса. — Советую всем выйти из магазина. Это опасно!
6
К вечеру температура упала, и Киев, снова накрытый дождем, медленно обращающимся в противный мокрый снег, совсем уже испортил настроение Макару Ивановичу. Когда его выпустили наконец из отделения милиции, он взял такси. Город показался полупустым и печальным, каким-то даже безумным. Мокрые стены домов, редкие прохожие, машины, разрубающие на скорости покрытые тонкой пленкой лужи, шелест и поскрипывание во всем.
Мать открыла дверь и без слов пропустила его в квартиру. Снимая отяжелевший от влаги свой подбитый мехом плащ, Дмитриев сразу увидел довольную физиономию Паши, который сидел, как и утром, на табуретке посреди кухни, но если утром он грустно подпирал голову, то теперь жадно что-то ел.
— Как дела, Макар Иванович? — спросил он. — Встретились?
— Встретился!
Дмитриев приложил палец к губам, он не хотел, чтобы мать услышала их разговор, и Паша в ответ приложил к своим губам вилку.
Только уже ночью, когда мать заснула, Макар Иванович тихо выбрался из постели и прошел на кухню. Он притворил за собою дверь, присел на табуретку и потряс молодого журналиста за плечо.
— Был в клинике? — спросил он шепотом.
— Был.
— Ну и как?
— Анализы сдал, завтра ложусь на обследование. Вы-то где были? Нашли шубу?
— И не одну! — сказал Макар Иванович. — До восьми вечера протоколы подписывал.
— А чего так долго?
— Здесь милиция «москалей» не любит, поэтому и долго. Рассказывай, что у тебя? Каким образом ты собираешься лечь в больницу и зачем тебе это надо?
— Вы против?
— Посмотрим, это зависит от того, что ты мне сейчас скажешь.
Тонкие белые занавески, натянутые на нижней части окна, походили на два маленьких квадратных экрана. Оба эти экрана были ярко освещены снаружи, и по ним рябью пробегали тени. Дождь окончательно превратился в снег и пошел гуще. Устраиваясь поудобнее, Паша перевернулся на бок на своей поскрипывающей раскладушке, поправил одеяло.
— Встретился я с вашей Валентиной Владиславовной, — бодрым шепотом объявил он. — Напугали вы ее крепко, Макар Иванович. Она хочет уходить из клиники, но боится, что если уйти тихо, а потом все эти дела всплывут… Вы знаете, наверное, у нее большая поздняя любовь. Муж — депутат в Раде… В общем, она испугалась за его карьеру.
— Давай без лирики, — попросил Макар Иванович, прислушиваясь.
Он смотрел на квадрат занавески, движение света немного отвлекало от сна. Он опасался, что мать может проснуться от звука их голосов, и прислушивался. Но шорох снега смешивался только с пощелкиванием часов.
— Без лирики, так. Давайте одни факты, — сказал Паша. — Факт первый: в тридцатикилометровой зоне позавчера патрули обнаружили труп. Там какая-то забегаловка прямо на шоссе, в десятикилометровой зоне, рядом с бензоколонкой. Так вот, внутри этой забегаловки он и лежал. Никаких ран на теле, замерили на радиоактивность одежду, тоже в норме. Так что получается, он не из зоны шел, а в зону. Привезли его в центральный морг, сделали вскрытие, установили причину смерти и выясняется: скончался человек от болевого шока. Вскрытие показало рак на последней стадии. Также вскрытие показало, что этот гражданин незадолго до смерти подвергался интенсивной химиотерапии. Данных оказалось достаточно для запроса. Оказывается, подобные больные все фиксируются. Стали проверять и выяснили, что по документам Антонов Виктор Степанович действительно проходил курс лечения в МОЦ и лежал несколько дней в той самой загадочной палате под номером семьсот семь. Но дальше ничего непонятно. То ли он был выписан из клиники за сутки до своей смерти, то ли просто убежал. Никакой информации по этому поводу.
Слушая молодого журналиста, Дмитриев боролся со сном. Он немного завидовал теперь Паше. Только в молодости работа может захватить тебя настолько, что обо всем забываешь. Глаза Макара Ивановича отяжелели и смыкались. Но достаточно ему было встряхнуть головой, как в памяти всплывало бледное лицо Зои, сердце чуть-чуть сжималось, и от этой маленькой боли он просыпался. Внимание восстанавливалось, и голова начинала работать.
— Факт второй! — продолжал Паша. — Есть основания полагать, что мертвое тело, случайно найденное патрулем, вообще должно было исчезнуть. Этот Антонов попал под нож патологоанатома по чистой случайности.
— Прости, не понял я что-то логики! — Дмитриев опять встряхнул головой. — Нашли труп без документов, так? — Паша кивнул. — Доставили в морг. При чем тут случайность?
— Не должны были его доставить в этот морг! — сказал Паша. — Вообще-то я сам сначала запутался, но потом выяснилось, что у МОЦ с Министерством энергетики существует коммерческий договор по перевозке и последующему вскрытию трупов из зоны АЭС. Мертвое тело, обнаруженное в «десятке», должны были забрать санитары Тимофеева, но то ли связь плохо работала, то ли перепутали документы, в общем, труп забрали менты и доставили в морг судебной медицины, где и было проведено вскрытие.
— Я так понимаю, договор подразумевает не столько услуги по вскрытию, сколько неразглашение деталей? — спросил Дмитриев.
— Что-то вроде того. Он совершенно официальный, этот договор. Никакой секретности. Основанием подобного альянса являются работы Тимофеева по медицинской радиологии. Так что выходит очень логично. — Голос его стал ехидным. — И в результате оплошности мировой науке был нанесен ущерб.