— У тебя документы в порядке? Опять неживой кивок.
— А то знаешь, тут у нас строгости, тридцатикилометровая зона. Собачки гуляют радиоактивные. Менты с автоматами. Тут холостых патронов не держат. Только боевые… — Рука водителя скользнула под сиденье. — Выпить хочешь?
— У вас что, водка?
— Водка!
— Выпью!
«Что за глупость… Откуда она взялась? Спросить? Все равно, что скажет, не поверю, — передавая флягу, соображал водитель. — Кто-то ее высадил. Но кто здесь высадит на мертвом шоссе! Говорит, бумаги в порядке… Если в порядке, какое мое дело… Чего я испугался, что она меня покусает? Что она меня застрелит? А застрелит- наплевать! Лучше пулю в затылок, чем медленная эта смерть от рентген! Красивая тетка, в теле. Очень симпатичная, только рожу белым слишком сильно перемазала!.. Сказать? А то она сама не знает!»
Мелькнул навстречу потрепанный газик с брезентовым верхом. Слева от дороги опять возникли какие-то крыши, антенны, безжизненно повисшие провода. На столбе электропередачи черные галки, белые кляксы побитых изоляторов.
— А как насчет оплаты? Чем платить будешь?
— Сколько?
— Да нет, мне денег не нужно.
— Натурой?
— Здесь? — Он ухмыльнулся. — Здесь натурой не берут. Здесь это никому не нужно.
— Что же тогда?
— Я без разговора не могу. Поговори со мной. Расскажи что-то… Как тебя зовут? А то стишки почитай. Ты, наверное, много стишков знаешь.
— Любите стихи?
— Нет, просто подумал.
— Зоя меня зовут. Останови!
Послушно он надавил педаль тормоза. Он был уже совершенно пьян. Обычное напряжение, поддерживающее тело в нужном рабочем режиме, куда-то делось. Он повернул голову и в ту же минуту был окутан огромной шикарной ее шубой. Женские губы оказались рядом. Он не сопротивлялся.
— Тебе нравится мой мех? — спросила она шепотом. — Не отвечай, я знаю, он тебе нравится, это очень дорогой мех…
— Пусти, дура!..
Но движения его были вялыми, не активными, он не хотел сопротивляться этому холодному объятию, окутанному влажным дышащим мехом.
— Какое все-таки наслаждение, — шептала она. — Какое наслаждение закутать в шубу красивую, пышную женщину, видеть, чувствовать, как погружаются в нее ее великолепные члены, ее затылок, как прилегает к ним драгоценный мягкий мех, приподнимать волнистые локоны, расправлять их по воротнику, а потом, когда она сбрасывает шубу, чувствовать восхитительную теплоту и легкий запах ее тела.
Он очнулся сидящим в машине. Никакого дождя вокруг.
День. Солнце сквозь облака мелькает. Трафарет отлепился от стекла и слетел на свободное сиденье, лежа надписью вверх. Рядом с машиной был столб электропередач. Белые изоляторы, подрагивающее на весу, большое металлическое кольцо оборванного провода. Никакой женщины в машине не оказалось. Похоже, просто привиделась она. Он вытащил и потряс флягу, пустая.
«Отдохнуть нужно… К морю!.. На песочке поваляться в последний раз… А то ведь и умереть не успею, с ума сойду… Кому я нужен в сумасшедшем доме, такой грязный?.. Вернусь и сразу к врачу!»
Медленно и послушно грузовик катил по мокрому шоссе. Знакомое полудремотное состояние овладевало водителем. Он не полез за канистрой, он устал пить. Он устал от этой дороги. Вытесняя мысли о больнице, о желтом горячем песочке у моря, кружили, возвращаясь теплой волной, странные чужие слова:
«Закутать в шубу красивую, пышную женщину… Видеть, чувствовать, как погружаются ее великолепные члены…» Откуда это? Устал! К доктору… к доктору нужно…»
Он уже представил себе, как сейчас поднимется со скрипом шлагбаум, как полезут на грузовик люди с длинными шестами. На конце такого шеста счетчик. Все ощупают «от и до». Ладно при выезде проверяют, на въезде-то зачем?
Впереди за стеклом выросла, как маленький плоский гриб, знакомая зеленая будочка. Полосатый шлагбаум поперек дороги. Выключенный прожектор, отражающий просвеченные солнцем облака. Водитель даже поерзал на сиденье, испытав неловкость от предстоящего обыска, когда слуха коснулся неприятный звук. Звук надвинулся сзади, со спины. Возрос. Сирена! Редко кто пользовался здесь сиреной. Через минуту грузовик обогнала синяя бронированная патрульная машина. Она просто заливалась от судорожного хохота мигалки.
«Наверное, что-то серьезное случилось, не стали бы опергруппу с такой помпой гонять», — подумал водитель. Но особенно не стал задерживаться на этой мысли. Мысль о собственном лечении нравилась ему больше. — Тормози!
Он высунулся в окно. Парнишка в зеленом плаще встал поперек дороги и показывал в сторону стволом автомата. Когда водитель распахнул дверцу, соскакивая вниз на асфальт, до шлагбаума оставалось метров пятьдесят.
— Что тут? — спросил он.
Мальчишка почему-то улыбнулся и показал стволом автомата куда-то влево на проволочное заграждение. Водитель обошел лениво машину. Ударом ботинка попробовал передний левый баллон. Баллон звонко отозвался на удар. Спать расхотелось, но водителю не нравилось, что теперь придется ждать. Шлагбаум поднялся и опустился, из милицейского броневичка вышли несколько человек в бронежилетах. Бронежилеты у них поверх одежды, и со спины торчит металлическая шнуровка. Слева от будочки толпились молча сразу несколько человек. Водитель подошел. И, только оказавшись в метре от мертвого тела, он смог его увидеть.
Женщина лежала грудью на проволоке, тонкие коричневые сапожки упирались в землю, будто желая еще раз оттолкнуться от нее, поднять все тело, а раскинутые полы ее богатой шубы были похожи на огромные мертвые крылья.
— Я думаю, кто-то ее подбросил, — сказал один из милиционеров, толкающихся рядом с трупом, — не могла же она пешком столько километров пропахать. Да и дождь. Смотри, — он взял женщину за мягкие плечи, — шуба почти сухая!
— Пожалуйста, поверните ее! — попросил один из подошедших. Неправильно надетый бронежилет сковывал его движения. — Я хочу посмотреть ей в лицо.
— А что лицо. Две пули! Одна в лоб, другая куда-то ниже пояса… Да вы не сомневайтесь, мертвая она, мертвая. Хотя теплая еще!..
Водитель хотел повернуться и отойти к своему грузовику, но вместо этого только чуть попятился. Ветер был в другую сторону, он не должен был отсюда чувствовать запах этой женщины. Видимо, сам не желая, припомнил его. Только теперь он догадался, запах был давно знакомый. Так пахла дорогая проститутка. Много лет назад он на спор заплатил за ночь и навсегда запомнил этот запах. Ни лица, ни рук той женщины в памяти не сохранилось, не сохранилось в памяти даже ее голоса, только запах. Он тогда ничего не смог. Он был уже импотентом. А после того раза окончательно осознал это. Он запомнил свое горе, как этот самый запах, аромат острых духов, щекочущих ноздри.
Тело перевернули, и водитель увидел изуродованное большим темным сгустком лицо. Рука с золотым колечком на мизинце подскочила, ударившись о проволоку, и упала. Глаз под волосами и кровью не разглядишь, но губы чуть приоткрыты, и видна среди мехового мокрого воротника белая полосочка зубов.
— И откуда эта мегера в шубе свалилась? — сказал человек в бронежилете. — Кой черт ее приволок! Тоже, молодцы… — Он повернулся к милиционеру. — Кой хрен, стрелять надо было?! Не собака. Женщина!
Сделав два шага на негнущихся ногах, водитель сказал, как смог, громко обращаясь к милиционеру:
— Я ее вез. Петров моя фамилия.
Но никто на него не обратил внимания. Где-то в будочке громко звонил телефон. Выстраивались в хвост первому грузовику прибывающие машины. К мальчику с автоматом прибавилось еще несколько подростков в одинаковых брезентовых плащах. Они выглядели комично: маленькие стриженые головы, торчащие из складчатых капюшонов, автоматы в тоненьких замерзших руках, кривые улыбочки, печальные глаза.
Повернувшись, водитель медленно пошел вдоль шеренги машин. Он больше не хотел идти к врачу. Он больше не хотел увидеть море. Перед глазами блестело мертвое шоссе, налетающий ветерок касался губ, и казалось губ касается длинный теплый ворс шубы.
Москва, 1995-1996