Кирилл проставил число и понес заявление Руслану. Хватит. Надо поискать себе спокойное место где-нибудь на проходной, чтобы сидеть, кроссворды разгадывать, пропуска проверять — и все.
Зачем он притащился в больницу, Кирилл и сам не знал. Злость так и бурлила внутри, требовала что-то делать, шевелиться, бежать. Только бежать было некуда, вот Кирилл и мотался. Старец был в палате один, выглядел бодрей и пригласил присесть.
— Добрый вечер, Кирилл Борисович. Что же вас привело на этот раз? — с улыбкой вопросил он, и Кирилл предсказуемо взбеленился.
— Вы зачем врете? Зачем покрываете? Тоже мне, спаситель: явился, наплел всякого, прикинулся умирающим — пожалейте!
— Ну, не совсем прикинулся. Второй инфаркт, знаете ли, мало кому удавалось пережить.
— Вы ж бог? — съехидничал Кирилл.
Старец не смутился.
— Вам знакомо понятие аватары? Умерло бы это тело, нужно приходить снова… лишняя суета. Да и Семья на этот раз очень удачная.
— Я вот смотрю на вас, — протянул Кирилл, — и гадаю: вы псих или притворяетесь? Ну нельзя в здравом уме…
— А что есть здравый ум?
— Хватит! Где Костик?
Старец уставился пронизывающим взглядом, помолчал, отрицательно повел головой.
— Я уже однажды отдал сына своего на поругание. Больше такого не будет!
— Ну что ты несешь, мужик? — не выдержал Кирилл. — Не знаю, кто он тебе, но он же тебя бросил! Всех вас! Смылся и оставил разгребать за собой! А ты его прикрываешь! Не обидно? И чем он вас всех берет? Дашка вон, тоже…
Старец неожиданно улыбнулся.
— Любовь милосердствует, не мыслит зла, все покрывает, всему верит.
— То есть можно позволять по себе топтаться?
— Все прощает, всему радуется…
Этой дверью Кирилл тоже хлопнул. Он вообще в последнее время уходил откуда-нибудь не пересравшись с собеседником и спокойно? «Любовь»!
А также надежда и вера. Хватит быть лопухом.
Кирилл сменил пароль в телефоне, собрал вещи и купил билет в Питер. Нерезиновая его бортанула, посмотрим теперь на Культурную, а не понравится — Россия большая.
Глава 16. Зона поражения
— Вот ты год тут, а что видел? Коммуналку свою и склады? — упрекал нетрезвый уже Олег, открывая новую банку пива.
Кирилл мотнул головой, отказываясь, и возразил:
— Метро еще.
— Вот, «метро»! Ты в культурной столице год живешь, а сидишь в комнате, как сыч. Сходил бы куда, бабу себе нашел.
— Нахер баб! — отмахнулся Кирилл.
И с пивом надо завязывать, а то опять живот вылезет, вон, как у Олежека. Напарник же не унимался, его под градусом всегда тянуло поучить всех вокруг жизни.
— Не осуждаю. Но все время дома торчать — я б спятил.
Кирилл поднялся. Вроде не слишком пьян: ноги держат, пол не шатается.
— Пойду я, Олеж.
— Ну, давай. Пока!
— Пока.
В метро Кирилл привычно пялился в темноту за окнами и думал: а, действительно, почему? Ну ладно, год назад, когда он сюда переехал, видеть никого не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Вселился в первую попавшуюся комнату в коммуналке, ткнул в первую вакансию на сайте и устроился охранником складов. Дом не обживал, после смены больше лежал, глядя в потолок, пока не отрубался, брал переработку. Потом привык, огляделся, оплатил курсы по 3D, увлекся даже. Жилье менять не стал: соседи тихие, комната угловая, в окна не дует, чего еще надо. Работу тоже пока не искал, «делал карьеру». Из охранника подрос до инспектора. Нормально жилось.
А вот Питер полюбить так и не вышло. Холодно, сыро, народу кругом, туристов… Поэтому на улицу выползал по необходимости: дом-работа-магазин, ну, бар иногда. Что еще нужно? «Бабу или еще кого»? Нет уж. До сих пор вьетнамские флешбеки от бывшей и от…
Нахуй. Сам отлично справлялся.
Но вообще — прав Олежа. Пора уже вылезать из берлоги, пока окончательно мхом не оброс. Завтра нужно поискать, куда сходить.
«Завтра» случилось где-то неделю спустя. Кирилл нехотя набрал в поисковике «Куда сходить в Питере?» — и поморщился: вкладок открылось столько, что сразу расхотелось выбирать. Потыкав в однотипные «Топ-10 достопримечательностей Петербурга», Кирилл нажал на «Афишу», скрольнул вниз, поймал что-то краем глаза, вернулся и уставился в телефон: с фотографии на него смотрел Костик.
Всклокоченный, в неоновом гриме и каком-то модном рванье, под лучами софитов, с микрофоном в руках. Кирилл увеличил фото, прочел: «концерт Ярослава Баяринского «Альфа и Омега». Перечел еще раз, ткнул в плашку «купить билеты» и только тут осознал, что ему не чудится.
Костик за год неплохо поднялся: ролики на ютубе, какие-то концерты, стримы… Кирилл читал все подряд, перепрыгивая с биографии на фанатские арты и обратно. Даже проснулся забытый азарт: вот он ты! Я тебя нашел! Но потом вспомнил, что уже вроде бы и не надо. Вот только посмотреть поганцу в глаза все равно хотелось. Может быть, пару слов сказать. Или просто полюбоваться, как струсит и будет дергаться. Кирилл прямо предвкушал встречу.
До клуба он добирался в толпе дев в эльфийских ушах и мантиях. Рядом шли воздушные красотки в кружевах с декольте и вполне себе цивильные дамы.
Получив браслет, Кирилл отошел в конец зала, устроился у стены и стал ждать.
Костик вылетел из кулисы одновременно с музыкой, сразу запел, и Кирилл поймал дежавю: публика у сцены закачалась в едином ритме, подняв вверх руки, двигаясь и застывая как по приказу. И тут гребаная секта!
Костик носился по сцене, командовал залом и музыкантами, зрители визжали и хлопали, подпевали, кто-то утирал слезы в объятьях зареванных подруг. В перерывах он пил воду и общался с залом. Кирилл слушал и поражался. Больше, конечно, наглости и умению переобуться: раньше в секте он был пламенным инквизитором, теперь же выбрал другую роль.
— Спасибо вам за вашу любовь! — вещал Костик, нависая над залом.
Зал отвечал мощным эхом и цветными фонариками.
Или:
— Мы вместе! Мы — армия! Мы — семья!
Сплошное «возлюбим друг друга». Отец был бы им доволен: мальчик вырос и нашел себе новую паству.
Прожекторы мигали, басы отдавались внутри, били в уши, вибрировал пол и, кажется, сам воздух. И вдруг все стихло, свет потух и сменился одиноким прожектором, выхватившим из темноты лицо Костика с широко раскрытыми, полными слез глазами. Кирилл сморгнул, не понимая, почему так отчетливо это видит, и заметил, что стоит уже не у дальней стены, а в двух шагах от ограждения, возвышаясь над всеми почти на голову.
Костик смотрел в зал, проговаривая под музыку:
— … Молитесь, бодрствуйте со мной!
Его глаза остановились на Кирилле, расширились еще больше. Он подался назад, замер, а потом медленно, не отводя взгляда, двинулся к краю сцены. И запел:
О Господи, скорбя, я прошу тебя:
Да минует уст моих эта чаша — чаша смерти.
Страшно пить мне.
Я ослаб. Я не уверен так, как прежде.
Кирилл опознал рок-оперу. Он слышал ее в классическом — английском — исполнении, и был не уверен, что именно поет Костик. Кажется, это называлось «Гефсимания». Слегка повело голову. Кирилл сморгнул. Звук стал чище, отчетливей, а слова словно шептали ему прямо в уши.
Ныне дух мой стал скорбен и устал.
Все, что так во мне кипело,
Все давно перегорело
За три года,
Словно бы прошло не три, а тридцать лет.