Что-то они не договаривали, какая-то видно гниль прошла обо мне. Почему вдруг ни с того, ни с сего накатили? Сява сказал: «Я тебя предупреждал, что Харитон козел». — «Я-то при чем? — «А ты с ним жил». Ах, вот оно что! Но это же чушь! «Но это он освободил тебя от тряпки, а не мы». — «Что же вы раньше молчали?» — «А мы не хотели с ним связываться». — «Но мне-то могли сказать». Сява хитро осклабился: «На твоем месте я бы отмазался». — «Как?» Сява мотнул грушевидной головой, мол, думай сам. Сережа Кабан сказал, что не знает в чем дело, но какой-то слушок прошел обо мне, посоветовал подойти к Изюму. За точность фамилии этого зека не ручаюсь, забыл, назову его Изюмовым, с ним у меня не было отношений, знал только, что он был завхозом до Харитонова, погорел с водкой, отсидел 15 суток и пользовался прочным авторитетом среди нашей отрядной блоти.
Внешне он никуда вроде не влазил, никого не трогал, но поговаривали, что втихаря он контролирует все, что происходит в отряде. На вечерней тусовке (разминочной ходьбы) внутри локалки я спросил Изюма: в чем дело? Он сделал непонимающую физиономию, мол, не при делах — это Тимченко против меня что-то имеет, но что — он не знает. Разговора не получилось, Изюм хитрил. Володя Задоров и другие положняки, кого я более-менее знал, отнеслись более сочувственно, обещали кое с кем «перетереть», но они не имели большого веса. Положняк независим, его не трогают, но в дела блатных, отрицаловых он не должен встревать. Тут между ними большая разница. И Володя, сделав попытку мне помочь, потом так и сказал: «На тебя катит кто-то из отрицалов, но кто и зачем, непонятно. К Изюму подходил?» — «Подходил, но бесполезно». — «Тогда это он закрутил», — нахмурился Володя. Помочь он не мог. Значит, беспредел шел не от Тимченко, а из среды отрицаловых, причем делают они это чужими руками, оставаясь как бы «не при делах». Это уже было серьезней. Отряд в их руках, значит, поддержки от зеков не будет. Странно, до сих пор блатные относились ко мне нормально, ни с кем я не конфликтовал, Тимченко как-то сам обещал на днях освободить меня от уборки, для этого ему зачем-то надо было утрясти этот вопрос с отрядником, и вдруг резкое похолодание да еще с мордобоем. Кому это надо? Зачем? Ссылка на мои отношения с Харитоновым явно надуманна. Тех, кто с ним действительно поддерживал отношения, не трогали. Сами шныри и кое-кто из блатных гораздо чаще меня отирались в каптерке Харитонова, почему же на мне решили отыграться? Нет, что-то не так, причина конфликта была в другом, и я не никак не мог выяснить, в чем же именно. Кто-то натравил на меня эту свору, кто? На следующий день перед обедом я зашел в каптерку к шнырям. В тесной комнате были все, кто был нужен: Изюм, Тимченко, рыси. Сходняк. Сказал, что пришел разобраться: какие ко мне претензии?
— А что ты за птица? Мужики моют полы, а ты нет, — сказал Тимченко. Я повторил свои доводы о том, что в данное время я и не должен мыть и спросил, зачем понадобилось сейчас меня заставлять. Тимченко хамит: «Мне понадобилось, понял? Будешь мыть как все».
— Хорошо, давайте тогда все будем мыть полы и вы тоже, или пусть убирают только шныри, как на других зонах.
Вылупили глаза друг на друга. Пауза. Потом загалдели. Один из шнырей, Поляков, замахнулся кружкой: «Да я тебе чан расколю! Ты хочешь, чтоб я полы пидарасил?» Тимченко саданул меня в бок: «За такие базары я тебя по стенке размажу!»
— Не успел придти, свои порядки устанавливает! Кто ты такой?
— Дай ему по очкам!
Кто поменьше и пошустрей протискиваются ко мне с кулаками. Остановил Сява: «Погоди, в принципе он правильно говорит. Хули вы накинулись? Бригадами убирать менты установили, пусть они заставляют». Молчавший до сих пор Изюм вдруг злобно сверкнул на меня глазами: «Жил с Харитоном, а как хуево стало, так к нам?» И вышел. Вот кто, оказывается, клеил мне этот ярлык — Изюм! А ведь притворялся, что не имеет отношения к расправе надо мной, что не знает, кто и зачем затеял, ссылаясь на Тимченко, но тот мог организовать молотки только по его, Изюма, указке. И никто не смел перечить, даже Сява, его семьянин, вторая, пожалуй, фигура в отряде. После ухода Изюма Сява предложил компромисс: «Скажи отряднику, что идешь в отказ. Отсидишь и отцепятся». Тимченко что-то недовольно прорычал, но на том порешили.