— Что тут непонятного? Освобожусь, женюсь.
— Я не о том. Я про «апсик» какой-то.
— «Апсик»? Не знаете? «Апсик» — глоток чифира.
— А что такое чифир, думаешь, знаю?!
— Ну вы уж, Маргарита Васильевна, дуру гоните, извините.— Орлов еще шире распахнул рот. — Сказал бы, да какой «понт»?!
— Что? — опять не поняла Маргарита.
— Ну доход, толк какой? Пачку чаю принесете? И впрямь не знающая.
— Говори да думай! — голос Маргариты стал злым.
— Вы, кажется, рассердились? Я же пошутил. Такое разве здесь при всех говорят?
ВЕЗУВИЯ СЕРГЕЕВНА
За стеной кабинета директора шум, разговоры. В школе перемена. Везувия в раздражении перебирает сводки посещаемости за предыдущий день. Посещаемость хорошая, придраться не к чему. Настроение с самого утра гадкое. Не выспалась. Дочь ночевала с Ольгой. У Ольги кашель, да и ребенок она капризный. Везувии кажется, что она любит своих детей, а вот внучка почему-то ее раздражает. Директорша взглянула в настенное зеркало. Короткая модная стрижка делала лицо еще более круглым. Прядки непокорных смоляных волос с серебряными ниточками топорщились у виска. Широкие, обтянутые блестящей кожей скулы.
— Массажистка дельная, — подумала Везувия и кивнула своему двойнику. — Ну что, Калифа, глазки-то вас выдают, милая! Раскосенькие. Лобик-то низковат, носик-то толстоват. — Везувия перевела взгляд ниже: — Вот росточек ничего, а бедра, как у тети Шарихад, обширные. Где ее могилочка? Одному аллаху только и ведомо.
Директорша прошлась по скрипучим половицам, посмотрела на решетку окна.
— И тогда были решетки, а ей шел двадцать третий год. Правильно ли она прожила жизнь? Раздражение все поднималось и поднималось.
— Надо разрядиться, — подумала Везувия, — на ком бы? — в дверь постучали. Вошел завхоз школы Владимиров, высокий, широкий в плечах мужчина лет сорока, бывший работник железной дороги, инженер по образованию.
— Разрешите?
— Что еще?
— Везувия Сергеевна, — начал Владимиров, — надо проводить инвентаризацию. Скоро год кончается.
— Ну и проводите.
— А как же без вас?
— Акты принесете, я подпишу. Да, не забудьте списать магнитофон. Он совсем плохой.
— Что вы?! Я смотрел. Отличный магнитофон. Просто запылился. Давно не смазывали.
— Я вам говорю плохой, значит плохой. Мне лучше знать. И что за манера что-то доказывать. На суде бы доказывали! И фотоаппарат тоже сактируйте.
— Хорошо, спишем, — голос завхоза стал глухим.
— И вот еще, — смягчилась директорша, — составьте мне список недостающего оборудования. Данные возьмите у учителей. Пусть не скупятся. Колония богатенькая, купит. А этой, Варваре Александровне, скажите, чтоб скелетов больше не просила. У нее в классе Пеночкин сидит. Пусть на нем и изучает. — Везувия вдруг весело расхохоталась.
— Конечно, — пробормотал Владимиров еле слышно, — надо заказать. А Пеночкин, Везувия Сергеевна, долго болел, в большой больничке лежал, возможно, комиссуют по болезни. Только куда он пойдет? Бездомный он.
— Ну ладно, разговорился! Ишь как должность сразу
почувствовал. Только не зазнавайся. Знай, кто ты есть. А жить при школе спокойнее.
— Разрешите идти?
— Разрешаю. Иди да думай:
Крупные снежинки, словно ватные, медленно кружились и падали в запретку, покрывая снег, кое-где потемневший от копоти. Раздражение сменилось раздумьем. Вереница мыслей потащила Везувию в далекое прошлое, в теплую Среднюю Азию, где она родилась и где росла. Отец был сыном бая, но вовремя успел отделиться от отца. Всегда недовольный, он воспитывал и свою дочь в злости. У Везувии не было матери, не было подруг, если не считать верную Саиду, которая служила ей за лакомый кусок да старую тряпку. Потом было медучилище. И вот долгожданная для папы война.
Война ворвалась в жизнь и сделала крутой поворот в ее судьбе. Дни летели стремительно: проводы на фронт, вагоны, набитые людьми, незнакомые поля, леса. Началась новая странная жизнь. Прифронтовой госпиталь, бинты, кровь, стоны. Жалко ли было молодой медицинской сестре раненых? Она не знала. Скорее в сердце поселились отвращение и зависть. Почему ей приходится возиться с этими чужими мужиками, а ее прислужница Саида сидит дома, ест сладкую хурму?
Где-то вдалеке прозвенел школьный звонок. Везувия встряхнула головой.
— Довольно! Хватит копаться в прошлом.
Бывая на уроках литературы у Елены Егоровны, Везувия втайне восхищалась знаниями учительницы, ее умением преподносить их учащимся. Сама Везувия много лет проработала в младших классах, старших боялась. Да кто мог подумать, что медицину она знала больше, чем литературу? И вообще, кто что о ней знал? Участник войны, имеет награды, член партии. И все.