Волнение, охватившее учительский коллектив, о котором узнала Везувия, не на шутку встревожило директоршу. Она привыкла сама причинять людям боль, наслаждаться этой болью.
— Как эти, не видящие в жизни ничего, кроме этих лагерных стен, учительши, посмели говорить такое?
— Вот и посмели, — ответил ей внутренний голос.
— Сама хороша, травлю и травлю эту пару паршивых овец. Вдруг и вправду пойдут в райком? Начнут копать. Копнут, а дальше? Вдруг выкопают? Чего? Что выкопают?
— Как что? — внутренний голос стал жестким. — Забыла кто ты? Вспомни и то, что было четыре года назад!
— Такое разве забудешь? — Везувия кулаком ткнула себя в лоб. — После этого ты еще больше стала психовать да куражиться над людьми, — травил Везувию внутренний голос.
— Да заткнись ты, совесть! Нет тебя у меня. Я им завидую и мщу. Я ненавижу их и их дела!
А что было четыре года назад? Серая «Волга» плавно скользила по асфальту. Чувство собственного достоинства поднимало Везувию в собственных глазах. Все у нее есть: муж, дети. Сын в военном училище. Дочь медицинский заканчивает, есть внучка. Отличная дача. Шутка ли, своя «Волга». А как она досталась? Везувия презрительно усмехнулась. — Дуры эти учительши, клюнули. Меха захотели. А эта, из отдела кадров, «мне серого каракуля на шубу», — Везувия желчно рассмеялась. Она любила во время поездок вслух вспоминать истории, о которых не решилась бы никогда рассказать. Наедине с собой была откровенна: душа просила выговориться.
— Как ловко она тогда их провела? На денежки лопоухих учительниц сделала оборот, а через месяц вернула, сказав, что не было, мол, на той азиатской станции шкур. А в другом месте — дорого. Да мало ли было дел? Никто не удивляется, что есть «Волга». Муж — офицер, служили в Германии, что-то привезли. Мало еще везли. Никто не знает, что с моим дураком Колькой и «Москвича» бы не купили. Больно уж правильный.
Невеселые мысли омрачили разрумянившееся лицо Везувии. Взглянув на дорогу, криво усмехнулась:
— Ишь, руку поднимает, думает посажу. Нужны мне его ножки на ковровой дорожке. Это не «Москвич», хватит, наподвозилась. В былые времена не гнушалась и у вокзала поторчать. Рублишко, два, так и пятерку нащелкаешь, а то и десятку. Теперь времена другие, положение не позволяет. Но поравнявшись с голосующим на дороге, не вытерпела. Широким жестом распахнула дверцу машины, и элегантный мужчина оказался рядом с Везувией.
— Добрый день! — сказал незнакомец. — Как мило с вашей стороны не проехать мимо. А то хоть прямо вой, на станцию надо.
— Вам не повезло. Еду на дачу, скоро сверну на проселочную.
— На дачу? Не пригласите? — Везувия удивленно взглянула на незнакомца. Последний представился:
— Анатолий Ефимович, уполномоченный контрразведки. Вам шлет привет Миклаш! Осторожно! Здесь такое движение!
Руки Везувии судорожно сжали баранку, пальцы побелели так, что стали наливаться синевой.
— Это не я, — еле выдавила из себя Везувия, — я думала меня забыли. Старая я, семья, дети. Какой из меня деятель? Все в прошлом. Как разыскали...
— Хороший деятель, с нужными для нас чертами характера. Да уж, замаскировались, но...
— Что я могу? Я уже ничего не могу и не хочу.
— Можете и многое... для нас. Для вас — это сущие пустяки. Побольше болтливых жен военных слушателей, каких знаете. Не мне вас учить. У вас прекрасные данные, вы уже идете по этому пути, только информацию не знаете куда деть. Остановите машину. Я вас найду.
И новый знакомый пересел в другую, стоявшую на дороге.
На обочине асфальта застыла серая «Волга». Казалось, что шофер, устав от долгого пути, отдыхает, откинувшись на мягкую спинку сидения. Солнечный день сменился сумерками. И только тогда машина развернулась и на бешеной скорости помчалась в сторону города, словно за рулем сидела не женщина, а сам дьявол.
Чернявая немолодая женщина с восточными чертами лица в блестящем полосатом платье национальной расцветки стояла посреди двора перед входом в зону. Из проходной вышла Везувия.
— Никак Калифа? — всплеснула руками чернявая женщина, всматриваясь в лицо Везувии, — Не узнаешь? Я — Саида, подружка детства, прислужница твоя. Ну, всмотрись же лучше? — говорила она на своем языке. — Сын у меня тут, в охране служит.
— Не понимаю! — сказала Везувия. Женщина продолжала говорить все то же уже на русском. Молоденький лейтенант из оперативных работников замедлил шаг, прислушиваясь к разговору женщин.
— Вы ошибаетесь, я не Калифа.
— Не может быть! И родинка на мочке уха. Помнишь, из-за нее тебе не прокололи уши. Мне прокололи. У тебя были тяжелые богатые украшения. А у меня уши с дырками да побрякушки. Как ты плакала и била меня за это.