— Ты тоже? — Я сделал паузу. — Привык и понял?
Танго опустил глаза.
— Да. И это правильно. Лучше беречь то, что имеешь, чем рисковать всем в надежде на призрачное чудо.
Он вдруг ухмыльнулся:
— К тому же от нас с тобой, и таких как мы, ничего не зависит. Есть Совет — он все решает. И тому, кто захочет изменить эту систему, для начала нужно поставить задачу стать членом Совета.
— Почему никто не стал стрелять в дроман? — задал я давно мучивший меня вопрос.
— Это запрещено, — Танго встал и подошел в большому окну на стене. Точнее, это был экран имитирующий окно. Я вдруг подумал о том, что, пожалуй, нужно попросить Лукаса транслировать на него виды из окна моей нью-йоркской квартиры. Была бы неплохая отдушина. Кофе перед видом на город — только сейчас я понял как мало ценил это раньше.
— Что значит запрещено? — я отставил пустой стакан в сторону.
— Есть соглашение между нами и союзом дроман и «мерцающих». Трогать их нельзя. Иначе — война.
— То есть, сейчас у нас с ними мир? И кто такие мерцающие? — Я вдруг, впервые после пробуждения в этом новом для меня мире осознал что всё это напрямую касается меня. Что я не наблюдатель, не турист, которого отправили сюда на экскурсию. Что это МОЙ мир.
Танго достал длинную трубочку похожую на сигарету и не поджигая затянулся, потом откинулся на спинку дивана и медленно выдохнул. Запахло чем-то ароматным, но незнакомым.
— Это не совсем мир. Мы не имеем права даже ранить никого из них. Они же спокойно могут убить любого из нас. Любого, кто просто случайно окажется на их пути. Даже если просто не успеет спрятаться вовремя. Справедливости ради нужно сказать, что они не всегда убивают нас, когда у них появляется такая возможность. Могут и пожалеть. Или полениться. И поскольку они являются высокоразвитой цивилизацией, то, возможно, в этом случае они считают себя великодушными. Но в девяти случаях из десяти дроман убивает человека попавшего в его поле зрения. Если конечно это человек находится в зоне досягаемости. Они, как и адзири очень быстро двигаются, псевдокрылья позволяют им планировать. После прыжка под действием подъемной силы они могут даже невысоко взлетать.
На экране крупным планом появилось лицо старика в тёмной одежде. Он секунду смотрел прямо, потом стал что — то говорить.
— Советник Майлз. Какое-то объявление, — Танго взмахнул рукой и звук исходящий от экрана стих.
— Что касается «мерцающих». Эти твари в чем-то похожи на людей — ходят на двух ногах, есть руки, только очень длинные, есть головы… похожие на головы людей. Но они не люди. У них с дроман большая дружба. Они живут в общих городах, у них все общее и, насколько я знаю, они на равных. Мерцающих сложно встретить за пределами их города, — здесь Танго хмыкнул, — может быть у них агорафобия. Это шутка конечно. Если их союз подвергается опасности или вступает в войну, то они активно подключаются ко всему что происходит. В том числе и к военным действиям.
Танго замолчал, казалось давая возможность мне переваривать все это. Я думаю, как человек когда-то находившийся в похожем со мной положении, он понимал насколько сложно мне вместить в себя все эти объемы совершенно новой информации не похожей ни на что из того, что я знал раньше.
— А мерцающими мы зовем их за их способности. Если им надо, они могут входить в особое состояние, в котором они как бы в течении каждого мгновения меняют свое положение в радиусе нескольких метров, то есть, как бы мерцают. Это похоже на бракованную голограмму, в которой изображение мгновенно и непредсказуемо меняет свое положение. И в итоге, ни в какой момент времени нельзя быть уверенным в том, где именно сейчас «мерцающий» находится. Скорее всего это зрительная иллюзия, вряд — ли они могут настолько быстро перемещаться в пространстве. Это такая обманка, которая делает их неуязвимыми. По крайней мере для холодного и лазерного оружия. Я думаю небольшой локальный взрыв способен их убить. Мы правда пока так не экспериментировали. Такой эксперимент обойдется нам в половину нашего населения. Они как и дроман — неприкасаемые.
— Ты знаешь… — начал я, но Танго прервал меня:
— Ах да, забыл… еще, они в какой-то момент могут делать яркую вспышку в определенном спектре, которая все живое вводит в состояние ступора. Что-то вроде окаменения, как у мифической МедузыГоргоны. Поэтому, когда они с дроман действуют совместно — это ад. Вспышка — все неподвижны, а затем летун в доли секунды добирается до целей и расправляется с ними.
Ситуация осложняется тем, что окаменение действует и через приборы наблюдения, то есть даже наблюдение за ними через экран монитора не спасёт.
— Кстати, Лукас тебе сказал что ты можешь вернуться обратно? — он вдруг широко заулыбался.
* * *
Через неделю свой новой жизни я уже без иллюзий понимал, что этот мир несправедлив и страшен. Конечно для полной картины мне было далеко, слишком многого я еще не знал, но и того, что уже узнал было достаточно. Те несколько тысяч человек, которые жили рядом со мной, были, по сути, горсткой в мире, который не хотел их принимать. Раса без будущего, и в какой-то степени без прошлого — насколько я понял единой истории тоже не существовало. Или она была утеряна. Или кем-то уничтожена. Люди пользовались техническими достижениями своих предков, даже сумели веками поддерживать все производства, в том числе и технологичные, но не могли уверенно рассказать о том, кем и когда была создана наша цивилизация. Сохранились противоречивые сведения о последней войне с дроман, об этой последней попытке людей изменить своё положение, которая произошла около двухсот лет назад. В итоге мы потеряли больший из двух подземных городов и две трети населения. Именно после этого было принято важнейшее решение большую часть новорожденных сразу после появления на свет вводить в постоянный сон. Таким образом решалась задача уменьшения потребления в сложной ситуации, в которой оказались люди после поражения в войне. Виртуальная реальность, которую транслировали несчастным, к числу которых совсем недавно относился и я, была моральной компенсацией за жизнь, которую у них отбирали. Весь ужас был в том, что большей части этих спящих людей никогда не суждено было проснуться. Введенные в состояние принудительного сна в течении первого года после рождения они всю свою жизнь проживали в виртуальной дреме и умирали от старости, или от болезней так и не проснувшись.
Может быть, я был изнеженным существом, но как по мне это было жестоко. Этакий псевдогуманизм — зачем вам страдать в реальном мире, да еще и поедать наши ресурсы, лучше мы вам дадим придуманный для каждого индивидуальный мир с минимальным потреблением килокалорий.
Недовольных этой системой не было. Тех, кто вел растительный образ жизни никто не спрашивал, а остальные, те кому сохранили реальную жизнь — были рады этому и не в их интересах было менять эту систему. Впрочем, даже если бы они и захотели, то вряд-ли бы это у них получилось — демократии здесь не было. Всем здесь заправлял Совет.
Мне, кстати, в обозримом будущем предстояло перед ним предстать. В этом не было ничего исключительного. Ситуация, при которой человек погруженный в пожизненный сон, был разбужен и ему была дана возможность продолжить жить реальной жизнью случалась достаточно редко, и по существующим правилам обязательная встреча с членами Совета необходима была для определения дальнейшей судьбы нового полноправного члена общины Насколько я понял по рассказам Лукаса и Танго, на этом заседании они должны будут оценить меня и, в зависимости от этой оценки, предложить род занятий и должность. Выглядело все немного сказочно, но в этой странном мире, пожалуй, являлось самым разумным решением.