Медведь поморгал глазами, осознал серьёзность положения, развернулся к нему широким задом, вскочил на четвереньки и помчался прочь, петляя среди деревьев. Стас, подняв орудие мести, кинулся вслед за ним. Если бы не необходимость бежать босиком, догнал бы сразу. Но бежал-то босиком — повезло, повезло медведю!
Стас догнал зверюгу у самой Согожи. От души треснул дубиной по хребтине — несчастный топтыгин взревел и прибавил прыти, — огрел ещё раз и увидел людей, около двух десятков, весьма воинственного вида. У них, похоже, был привал; услышав из лесу треск и крик, они похватали мечи и копья и выстроились, глядя в сторону шума. А шум всё приближался, и вот мимо них, взрёвывая попеременно, промчались громадный медведь и ещё более громадный голый парень, на бегу охаживающий хозяина дубиной.
Что он видел людей, Стас понял не сразу. Пробежав мимо них, он раза три огрел мишку по спине и лишь затем, пнув его напоследок ногой, бросил свою охоту, развернулся и потрусил обратно, не выпуская из рук, однако, палки, — не знал, как встретят.
А встретили очень хорошо.
С виду это были обыкновенные деревенские парни, с бородищами, но у каждого в руке присутствовало какое-нибудь боевое оружие: у двух-трёх меч, у кого-то копьё. Одеты были кто во что горазд, однако на некоторых угадывалось нечто вроде доспехов: кожаные нагрудники, наплечники, просто ремни. Помимо дружинников были смерды, с палками в руках.
И эта группа бородачей радовалась его появлению настолько искренне, что хотелось немедленно зачислить их в свои друзья. Так оно, впрочем, позже и вышло — а пока они, радостно гудя, мялись в некотором отдалении. Самый старый из них, лет под сорок, единственный здесь в полном облачении, то есть в кожаном колете и кованом шлеме, и даже в чём-то вроде сапог, первым приблизился к Стасу, встал рядом и ладонью отмерил, от верхушки шлема, проекцию своего роста на него: ладонь пришлась ниже ключицы. Стас не удержался и бросил на шлем заинтересованный взгляд: профессиональная вещь, ему бы такой не сковать. Не иначе импортный.
Оказалось, это здешний князь, Ондрий. Ранг его легко прочитывался в том почтении, с которым расступились перед ним лихие вояки. А когда он «приравнял» себя к Стасу, бойцы пришли в неудержимый восторг: побросали оружие и едва не устроили хоровод.
Тут военачальник отмочил ещё одну шутку: переведя взгляд на Стасов детородный орган, изобразил на физиономии такую умильно-уважительную гримасу, что воины прямо-таки зашлись смехом, а половина вояк и вовсе попадала в траву, держась за животики. Стас зарделся, но прикрываться было уже поздно. Он бросил дубину наземь и стоял, опустив руки, улыбаясь на все стороны.
Воины обступили его. Радостно скалясь, хлопали по рукам — едва доставая до плеч; хохотали и говорили ему что-то, не всё понятное. Ощутив запах немытых тел, услышав косноязычные речи, посмотрев в эти детские глазки, замаскированные косматыми бородищами, Стас успокоился и сказал себе: «Я дома».
Прежде чем отправляться со своим воинством в дальнейший поход, воевода развалился на траве, пригласил Стаса сесть напротив и почал задавать ему вопросы:
— И хто ж ты таков есть, ведмидьська сила, куда и откуда твой путь?
Стас теперь не был тем юнцом, который много лет назад умолял плосковских крестьян: «Дяденьки, дяденьки, не бейте меня». Он понимал уже, что такое мужская иерархия, и умел себя «поставить».
— Я князя Гроховецкого сын. А ты кто таков?
— Князь Ондрий аз, и се моя дружина. Идём князя Лопотаря, блядина сына, бити. Но что же я не знаю отца твоего, и где тот Гроховец, в котором он княжит?
— Ой, далеко отсюда Гроховец. Ты, князь Ондрий, знать его не можешь.
— Так как же ты попал в мой лес, и почему, княжич, ты голый?
— А я, князь Ондрий, дал обет ходить по свету без одежды и бить медведей, пока не встречу настоящего князя-воина, к которому соглашусь идти на службу. Искал, искал, сюда забрёл.
— Во как! — сказал князь и замолчал.
Наступил щекотливый момент. Стас жевал травинку. Ондрий крепко задумался. Ему хотелось бы заполучить к себе в дружину этого хоть и безбородого пока, но здорового парня. Но предложи ему службу — а ну как он откажется? Рухнет авторитет Ондрия у дружинников. И ничего этому голому силачу не сделаешь: самому с ним не справиться, ни один дружинник, а тем более смерд, по своей воле против пусть чужого, но княжеского сына и пальцем не пошевельнёт, а приказывать им бить его — значит окончательно уронить свой авторитет.
Наконец князь Ондрий подобрал формулировку максимально хитрую и в то же время нейтральную:
— Так ты, значит, пока меня не встретил, не нашёл никого, кому согласился бы служить, ведмидьська сила?
И Стас, подмигнув князю, ответил:
— Никого. Пока тебя не встретил.
— Робяты! — крикнул князь с невольной гордостью: его выбрал в свои начальники богатырь, прошедший в поисках достойного вожака немерено вёрст! Есть чем гордиться. — Дайте ему одеться!
Дружинники завозились, заспорили; ни у кого лишних порток не было, а смерды и вовсе были одеты в одни лишь длинные рубахи. В конце концов, после препирательств между собой, выделили ему кое-какие тряпки. Надев их, Стае огляделся, подозвал одного из парней, без лишних объяснений снял с него ремень и подпоясался. А дубина у него была своя.
Так стал он русином, княжеским дружинником.
Лопотаря они, конечно, побили, но сначала очень долго — весь день — шли вдоль петлистой реки, лишь к вечеру углубились в лес и дальше пробирались какими-то звериными тропками. Стае прямо спросил Ондрия на одном из привалов:
— Княже, а что же мы теперь не по реке идём?..
— Э-э-э… — самодовольно ухмыльнулся князь. — С реки-т оне нас и ждут.
Однако стратег! — подумал Стас.
Лесами, без обеда, пробирались весь вечер; только к ночи Стас получил ржаную лепёшку и кусок вяленого мяса неизвестного происхождения. Спать легли, не разжигая костров и не выставляя охранения.
Ночь выдалась тёплая, но без комаров.
Устраиваясь на ночь вблизи князя, Стас рискнул задать вопрос, который мучил его весь этот день:
— А кто теперь царём на Руси?
Князь посмотрел на него непонимающе:
— Про что ты?
Стас повторил вопрос.
— Царём? — переспросил князь.
— Царём.
— «Царём» — это что? — спросил князь. — И «Русь» — это что?
— Ну как? — Стае замешкался. — Царь — самый наистаршой князь в государстве. А Русь — это страна, земля наша, где мы живём, все, кто говорит, как мы, и веру…
Тут он оборвал себя, вспомнив, что насчёт здешней веры как раз не имеет никакого представления.
— Не понимаю тебя, — сказал князь после некоторых раздумий. — Ты, сыне, служишь мне. Я служу боярину Оглану. Таков орднунг.
«Порядок», — перевёл для себя Стас.
— А боярин Оглан служит великому князю, — продолжал князь Ондрий. — Кто из них царь? Нет такого. Повелел мне боярин: «Иди на князя Лопотаря, приведи его мне». Пёс лютый Лопотарь ушкуйников привечает, что купцов честных на Волге и в других местах грабят. Мало нам было чужих разбойников, свои князья в разбойники подались! Завтра поутру Лопотаря брать будем. Спи.
Князь поворочался ещё немного, покряхтел и добавил:
— Слышал аз о великом цезаре, что живёт в Цезарьграде, но так далеко, что и словами не выразить, — за морем-океаном, за островом Буяном, где крымцы да половцы Правда ли сие, нет ли?..
Растолкали Стаса на рассвете.
— Тс-с-с… — сказал дружинник, приложив палец кусам. — Рядом уже…
Тронулись в путь не евши и не пивши. Вскоре вышли к опушке леса. В утреннем тумане плавал небольшой вал, кое-где усиленный деревянным частоколом. Кричали петухи. Какая-то баба, зевая, прошла с кожаными вёдрами на речку. «Господи, да ведь это же Турьево! — поразился Стас, оглядев окрестности. — Здесь однажды устроят автобусную станцию. Я в это Турьево за три часа добегал! Если б не петляли целый день по реке, давно бы уже здесь были…»