Леший улыбнулся «резиновой» улыбкой.
— Мариночка, купите на них себе «стиморол» и не мучайтесь. У красивой девушки должны быть безупречные зубы. Молоденький, двадцатитрехлетний бухгалтер Марина Астахова на том конце провода тихо ойкнула, но Леший уже положил трубку.
Цебич рассматривал распечатки "Сказок для Бегущих и Догоняющих".
— "Искусство дано нам для того, чтобы мы не погибли от правды", — прочел он. — Вам знакомы эти слова?
— Да. Это Ницше, — Леший пожал плечами, — думаю, она имела право выбрать любой эпиграф.
— Вы любите Ницше?
Вопрос был неожиданным. От кого другого — может быть, но от милиционера "при исполнении" услышать его было, мягко говоря, странновато. Но Леший уклоняться не стал.
— Я не верю одержимым.
— Не верите, — повторил Цебич и вновь ошарашил Лешукова, — а как же "вдохновение как единственный источник познания"?
— "Единственно верный", — поправил Леший, болезненно морщась. — К чему этот разговор? Хотите мне доказать, что Яна Бельская одержима? Психически неуравновешенна, так это обычно называется. Есть и другой, узкопрофессиональный медицинский термин, но вам он ничего не скажет.
— Чушь, — отмахнулся Леший, — Яна — само спокойствие и уравновешенность.
— Именно, — кивнул Цебич и вдруг резко вскинул на Лешего карие глаза, — А вам не показалось, что она СЛИШКОМ спокойна?
— Она что-то принимает? Но…
— Говорите, — подбодрил Цебич.
— Вы же не рассчитываете, что я поверю вам на слово? — сказал Леший.
— Хотите посмотреть заключение врача?
— Хочу.
— Она опасна, — повторил Цебич, когда Леший, отбросив бумаги в сторону, шагнул к окну и дернул на себя фрамугу. Свежий воздух ворвался в прокуренную комнатушку, шелохнул растрепанные кипы бумаг, хлопнул дверью.
— Я вам не верю, — произнес Леший без всякого выражения.
— Вы совершаете большую ошибку, — голос Цебича стол плотнее, казалось, он двигается на Лешукова с медлительной неумолимостью пресса, — Вы рискуете жизнью, Виктор… Если эта женщина почувствует, что вы стали ей опасны… Не знаю, как здесь, но в Европе ни одна компания не согласится застраховать вашу жизнь.
Леший судорожно вдыхал горячий и пыльный воздух города.
— Я не верю вам, — повторил он. Повернулся… И опешил. В комнате никого не было. Леший шагнул к двери, резко рванул ее на себя. Сзади с грохотом захлопнулась фрамуга. Коридор был пуст. Будь он даже спринтером, он не успел бы пробежать такую дистанцию, — сообразил Леший, — "Капитан Цебич"… Видал я ментов. А ты, приятель, такой же мент как я — китайский трамвай.
Он оттер пот со лба «плебейским» жестом — рукавом, обвел комнату недоверчивым взглядом. Что-то было не так. Хотя все, вроде-бы, на своих местах. Стол, погребенный под кипой бумаг в характерном для Лешего «рабочем» беспорядке, компьютер, пепельница на краю стола… Стоп. Пепельница. С окурком. Одним-единственным. А где же второй?
Леший испуганно заморгал. В комнату медленно, но уже уверенно, по-хозяйски вползали сиреневые тополиные сумерки. Сколько же времени? Леший взглянул на светящийся циферблат электронных часов.
19. 00.
— Крыша едет, — вслух произнес он. Собственный голос прозвучал для него так громко и резко, что он вздрогнул. Надеясь, что ошибся Леший схватил правой рукой левую и поднес часы к глазам.
19. 01.
На это время он договорился с Яной Бельской. Видимо, она опаздывала.
Господи, о чем он думает? Из его жизни каким-то непонятным образом исчезли целых шесть часов. Цебич чем-то ударил его? Оглушил, опоил, дал понюхать какой-нибудь гадости, изобретенной в секретной лаборатории Пентагона? Вздор. При чем здесь Пентагон? Сигареты он курил свои… Гипноз?
Бред собачий.
Нет, все-таки это был сон и сон невероятно бестолковый.
Подрагивающими пальцами Леший выудил из пепельницы окурок и осторожно понюхал, ожидая нового космического катаклизма. Ничего не случилось. Презирая себя он бросил взгляд на часы.
19. 02.
Нет, эту ахинею снял кто угодно, только не Квентин Тарантино!
Она так и не пришла.
В свете текущих событий женский каприз Яны Бельской (если это был именно женский каприз), не должен был иметь особого значения.
Однако имел.
Леший понял это ясно и определенно только сейчас, на выходе из тополиного парка, когда часы на руке показали восемь пятнадцать. А до этого мгновения он бессознательно прислушивался, надеясь услышать быстрый перестук каблуков и напряженно вглядывался во тьму, ожидая и почти веря что вот сейчас, именно в эту секунду она шагнет из темноты навстречу. Улыбнется. Или не улыбнется. Что-нибудь скажет. Или промолчит. И Леший расскажет ей свой странный сон.
За этот час, наполненный надеждой, обидой, страхом и дурными предчувствиями Леший раз десять умер и воскрес. Это было похоже на ожидание Мастером своей Маргариты. Только в их дуэте Мастером была она. Женщина с глазами цвета осенних сумерек. Женщина, чье очарование было как музыка Вагнера — смертельным. "Капитан Цебич", кем бы он ни был, появился поздно.
Леший уже принял яд.
На лестнице витал слабый аромат духов.
Леший открыл дверь и шагнул за порог, нащупывая на стене выключатель.
Руку перехватила холодная узкая ладонь. Взъерошила волосы, провела кончиком мизинца по губам. Запах духов стал сильнее. Он обволакивал его так же как эти узкие, холодные, умелые ладони.
— Ева? — произнес Леший и изумился себе, почувствовав раздражение.
Сорок восемь часов назад он отдал бы душу за этот миг.
— Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попала?
— Странный вопрос, мой повелитель… Ты ведь оставил мне ключ, — ответила темнота тихо и вкрадчиво, — Ты сказал, что я пойму свою ошибку и вернусь… Вот я и вернулась. Боже! Ну не стой как столб. Обними меня, наконец!
Леший почувствовал, что ему нестерпимо хочется ругаться. Матом.
4.
"Мы были из тех, кто братался со смертью, И бился с любовью".
— И так, что у нас плохого?
Яна без слов протянула конверт со штемпелем «Гелиополя». Заклеенный.
— Зуб даю, здесь официальное уведомление о том, что мои «сказки» завернули.
— Откуда такой пессимизм, леди? — Ким вскрыл конверт и зашуршал бумагами. После недолгого молчания, неловкого с его стороны и ироничного — с ее, Ким вздохнул.
— Между прочим, вы совершенно правы.
Яна хмыкнула.
Они сидели в салоне белого «форда», приткнутого на асфальтовом пятачке размером с носовой платок и почти скрытого от любопытных глаз в буйных зарослях сирени.
— Я отчего-то была уверена что все получится, — задумчиво произнесла Яна, — хотя в «Гелиополе» с самого начала было нечисто. Кто-то из Них там шнырял, и как бы не сам Динзиль… И чертовски близко от Лешего, уверена.
Сенсор подал сигнал когда мы обедали, но я не рискнула уточнять. Возможно — зря.
— Нет. Вы поступили правильно. Оставаться там было слишком опасно, — серьезно отозвался Ким. Яну и рассмешила и растрогала эта серьезность.
Жить вообще опасно, от этого умирают, — с улыбкой отозвалась она, — кстати, есть очень важная причина, почему Страж не любит, когда мы пользуемся сенсорами. Когда привыкаешь полагаться на прибор — теряешь собственную чувствительность. Признаю — пару раз сенсор спасал мне жизнь, но в тот раз он меня подвел и, возможно, подставил.
— Вы хотите сказать, — перебил Ким, но осекся и замолчал.
— А как еще Они могли так быстро выйти на Лешего? — холодно спросила Яна, — Допускаю, что они разрабатывали этого парня задолго до того, как я появилась здесь. Он — кандидатура во всех отношениях подходящая: независимый издатель. Ну, почти независимый. Я — писательница. Идеальная возможность, и я была бы идиоткой, если бы не попыталась использовать ее на полную катушку. А Они были бы идиотами, если бы не попытались это пресечь. К сожалению, мы — люди умные, а значит нам не миновать было встретится на узкой дорожке. Только слишком рано произошла эта встреча. Я почти ничего не успела. И, готова положить руку на огонь — это случилось потому, что Их осведомитель в «Гелиополе» засек эти трижды клятые «часы». А теперь можешь сказать обо мне все что думаешь. От выбора выражения я тебя освобождаю.