Идти пришлось недолго. Сразу после того как закончился газон, Юлю буквально подтолкнули в переулок слева. Маршрут она изучала досконально, обговаривая путь с Алексеичем по карте города. На этом проспекте бывала редко, но его начало от перекрёстка помнила хорошо. Газон располагался перед небольшим пятиэтажным зданием, где раньше был филиал заводской больницы, а сейчас здание то ли пустовало, то ли было занято под какой-нибудь офис, вход в который был со двора. Старинные двери, насколько помнила Юля, всегда были заперты, а на них, как говорят — сиротливо, белела бумажка, объясняющая: больницы здесь нет. А двор, хоть и редко, выглядел оживлённым.
Переулок как раз вёл мимо этого двора. Вокруг него и самого здания росло довольно много старых деревьев, а понизу густо буйствовал кустарник.
Интуиция действовала на раз. Юля уже отчётливо понимала: тварь ведёт к металлическим воротам, а там — во двор. И дальше поведёт — к кустам, где выпитое тело могут и не найти, пока кто-нибудь не почует запах.
Хуже, что защита редела не только на глазах. Чёрные корявые пальцы оползали защитную сферу, в форме которой не осталось даже намёка на очертания змея и дракона.
Металлические ворота всё ближе.
Мелькнула мысль: может, прямо с тварью вместе шагнуть через слои — и оказаться рядом с Алексеичем? Глупо. Знать бы ещё, где именно он сейчас находится, а то ведь точка выхода из пространства неизвестна. Шагнёшь ещё, Бог знает куда…
Ещё, скорее всего — от отчаяния — поиграла с идеей шагнуть в такой слой, где твари придётся плохо. Но эта мысль — из области настоящей игры воображения. Поскольку Юля таких слоёв не знала.
Навстречу прошли двое прохожих. На той стороне дороги сидели в небольшом скверике, на скамейках, ещё три-четыре человека. Тут же бегали маленькие дети, за которыми, наверное, следили родители. Один со скамейки встал и пошёл параллельно девушке. Народу маловато, не то что на центральной улице, а то и на проспекте. Переулок, вообще-то, не сказать, чтобы совсем уж малолюдным, глухим был, просто здесь по обе стороны от дороги в основном муниципальные учреждения, всякие офисы, банки и школа…
До ворот осталось лишь несколько шагов, потом надо будет шагнуть с пешеходной дорожки на дорогу в гостеприимно открытые створы.
Юля подняла глаза на ворота — и чуть не упала. Защита исчезла под напором твари. Со стороны выглядело, что Юля споткнулась на ровном месте, хотя сама девушка еле удержалась на ногах. От боли брызнули слёзы — показалось, что под тяжестью сущности сломались плечи. Будто на них рухнул топор. И всё-таки тварь пока не спешила. Ей нужно было, чтобы Юля вошла во двор бывшей больницы, где никто её не увидит.
Поэтому девушка сумела справиться с тяжестью на плечах. Мельком скосившись на узкую зелёную дорожку газона слева от себя, у забора вокруг больницы, Юля от ужаса и слабости чуть не заплакала: мёртвая чёрная трава сухим ручьём осыпающейся трухи следовала за нею — нет, даже слегка опережая… На деревья, растущие ближе к забору, Юля взглянуть не осмелилась, побоявшись, что потом сил не хватит идти дальше.
Чёрные пальцы зашевелились перед лицом, уже внаглую закрывая обзор и давая видеть лишь то, что впереди; то, что нужно твари. Юля медленно, всё так же пошатываясь, с трудом поднимая отяжелевшие ноги, свернула к воротам. Уже чётко понимала, что тварь заставит подойти к кустам. И от этого понимания девушка слабела, потому что именно сейчас, когда зона твари становилась отчётливей, сужаясь вокруг единственного человека, и когда Юля видела воочию, как тварь убивает в радиусе вокруг неё всё живое, да, именно сейчас она, хорошо понимающая, что происходит и произойдёт, могла сорваться и дать слабину.
И тогда она начала злиться — злиться без особой причины, потому что злость была явно не обоснованной. «Да-а, тебе хорошо-о, — прикусывая губы, говорила она мысленно, видя перед собой бесстрастное лицо Валерия. — Тебе хорошо! Ты — там, среди тех, кто тебе, если что, — поможет. А я здесь — и одна. И эта тварюга сидит на моих плечах, а ведь ты можешь её убить одним пальцем. — Она даже чуть не засмеялась, подумав об этом, но вовремя спохватилась: у неё сейчас такое состояние, что смех легко и непринуждённо перейдёт в плач. И она, уже сцепив зубы, продолжала думать глупое, что её поддерживало в иррациональной злости: — Вот. Я-то на тебя надеюсь, а ты — знаешь об этом? Ну, о том, что надеюсь только на тебя?.. Ой, как больно… Да что она… Как будто когтями держит… Вот подошёл бы ты, да как выстрелил всем своим деструктивом! Чтобы эту дрянь на моих плечах — в клочья!»