Пытаясь избавиться от волны отвращения, постепенно накрывавшей ее с головой, Ника прижала к боку руку — там, в уютной кобуре покоился ПМ — первый, но не единственный подарок Красавчика.
— Левша, это интересно, — всякий раз говорил он, когда вывозил ее в ближайший лесок на импровизированное стрельбище. Красавчик от души веселился, наблюдая за тем, как она училась стрелять из подаренного пистолета, — левша — сюрприз для врага. Ты главное, меньше переживай, когда нажимаешь спусковой крючок — это тебе не автомат — пусть пуля за тебя поволнуется.
Вот так. Теперь Красавчик там, в мышеловке, ждет от нее помощи и каждая минута приближает его к смерти. А она сидит в баре, помахивая белым платочком вслед уходящему поезду — уместное сравнение — время идет и никакого толку.
— Хороша Лялька, — Глухарь наконец развернулся в ее сторону и потянулся за бутылкой водки. — Вы ведь подружки. И как она, вообще? Я имею в виду в жизни? Такая же… горячая?
Да, они были знакомы с Лялей. Их познакомил Красавчик год назад, чтобы помочь Нике прийти в себя после того случая. Вот уж поистине: кого не любят мужики, того любят женщины. Лялька хорошо к нему относилась, однако предпочитала держаться подальше. Вполне возможно, что-то у них и было, но Ника предпочитала не знать ответа на этот вопрос.
Да, и в обычной жизни Лялька была такой же — брутальной и независимой. Но Глухарю об этом говорить не хотелось.
— Сколько он сможет продержаться в мышеловке? — спросила Ника, оставив его вопрос без ответа.
— Смотря какая мышеловка, — без зазора совести пояснил Глухарь. — День. Два. Максимум пять. Кто это выяснял?
— Глухарь, — она вскинула на него больные глаза, — забудь про все. Что было, что будет. Помоги ему. Ты ведь человек. Тебе зачтется, — и добавила обреченно, ловя ускользающий как рыба в проруби взгляд. — В конце концов, меня проводи! Я пойду с тобой!
Минута, если не больше, он таращился на нее. Потом вдруг запрокинул голову, обнажив свободную от волос шею, и захохотал. Кадык заходил ходуном, в горле что-то булькало.
Ника машинально прижала пригревшуюся на боку кобуру. Неожиданно сильно, до дрожи, захотелось выхватить ПМ и разрядить все обойму, все восемь патронов прямо в горло, колышущееся от смеха.
Будто вняв ее чувствам, Глухарь успокоился. Вытирая выступившие на глазах слезы, он хмыкал, вспоминая причину веселья.
— Баба в Зоне, — давясь от смеха все повторял он. — Додуматься надо. Вряд ли во всей Зоне сыщется хоть одна. Я, конечно, не имею в виду мертвяков, оставшихся там от прежней жизни. Повести бабу в Зону… на подобное даже такой говнюк как Грек, и то не пойдет…
— Глухарь… — Ника и не заметила как у стола возникли двое сталкеров, изрядно поднабравшихся и по всей видимости разгоряченных стриптизом.
— Слышь, Глухарь, — тот, что был покрепче и потрезвее не отрывал от Ники прямого взгляда. — Твоя девушка, Глухарь?
— Не-а, — пожал плечами Глухарь. — Не моя. Ничья теперь. Бери, если хочешь.
— И возьму. — Тот, что был пониже и пьянее, сделал шаг и положил тяжелую руку Нике на плечо. — Пошли что ли. Имей совесть, девушка. Мы тут люди, между прочим.
— Убери руку, — медленно процедила она.
— Не слышу? — сталкер наклонился к ней.
По-хозяйски лежащая на плече рука давила. Но более всего пугала духота, что стянула горло удавкой.
Той самой удавкой.
Ника не стала повторять дважды. Тяжело, вложив в удар всю силу, снизу вверх, как весь год отрабатывала на оранжевом боксерском мешке, что свисал с потолка в одинокой, оставленной без присмотра квартире, Ника ударила парня в лицо. Заныли костяшки пальцев, но скорее привычно. Как в самом начале тренировки — только разгоняя по жилам адреналин, необходимый для силы удара. В ушах как оценка три с минусом прозвучал голос Красавчика: "Завалила руку, завалила".
Парень всплеснул руками и непременно опрокинулся бы на спину, если бы его не подхватил друг. Тот соображал быстрее. Он усадил пострадавшего товарища на стул и медленно выпрямился. В светлых глазах застыло удивление.
— Могла бы просто объяснить, что не в настроении. — Развел он руками. — Зачем же сразу драться?
Ника не отвечала. Она осторожно, боясь повернуться к сталкерам спиной, отступала к двери.
В зале царил привычный шум. Никто не обращал внимания на возникшую ссору. Да и сколько бывает таких разборок за вечер, и не сосчитать! Возможно, ей так и дали бы уйти. Но тут окончательно взял себя в руки пострадавший. Взревев как раненный зверь, он вскочил на ноги. Отлетел к стене стул, потревоженный резким движением. Невзирая на предупреждающий жест товарища и соответствующие слова, по силе воздействия способные остановить собаку в прыжке "брось, да ну ее!", парень выхватил из чехла, висевшего на поясе нож, блеснувший в свете коротким изогнутым лезвием.