— Давай, садись, места хватит, — он хлопнул по решетке рядом с собой. — У тебя выпить есть?
— Есть. Спирт.
— Медицинский?
— Точно.
— Это дело. Давай.
Грек не стал вдаваться в это короткое "давай". Не стал напоминать, что за каждое "давай" в Зоне приходилось расплачиваться. Не тот случай. Иными словами, на чужой территории свои порядки. Хай пьет, не подавится.
Он полез во внутренний нагрудный карман куртки и выудил плоскую серебряную флягу.
— За встречу, — и первым сделал глоток.
Перец не стал жадничать. Глотнул, шумно выпустил воздух. Прижал рукав к носу и отдал флягу хозяину.
— Забирает, — спустя пару минут сказал он. В тесном помещении с низким потолком и близкими стенами, голос звучал сдавленно. — Точно медицинский спирт. А то некоторые прут в Зону коньяк. Я это не приветствую. Тут или спирт или водка — первый помощник. Коньяк — напиток для праздника. А чему тут радоваться?
— Не скажи. Я коньяк люблю. Расслабляет.
— Во-во. Я и говорю: нашел, где расслабляться. Самое тут место в Зоне расслабляться. Это с девочкой хорошей в постели надо расслабляться, а сюда ходят наоборот — напрягаться. Все жилы, все нервы в кулак собрал — и вперед.
Помолчали. Грек терпеливо ждал продолжения. И дождался.
— Слышь, Грек, долговцы обнаглели совсем.
— Ну, ты даешь, Перец. Удивил, какую новость сказал. Долговцы наглыми были всегда.
— Маркса убили.
— Маркса? Это высокий такой, худой мужик? На Жучару из "Сталкера" работал?
— Точно.
— За что убили?
— Мутант, говорят.
— Так мутант, или говорят?
— А тебе есть разница? — набычился Перец. — Он прежде всего человеком был — вот что главное. А сколько там у него костей было, какая на фиг разница?
— Ты-то откуда про кости знаешь?
— Знаю… знал, — Перец надолго замолчал.
— Понятно, — задумчиво протянул Грек. — Так было всегда, Перец. Долговцы охотятся за мутантами и убивают. Ты же знаешь, у них сдвиг по этой фазе.
Перец зло выругался.
— Плевать я хотел на их сдвиги. Хозяевами Зоны себя возомнили. Свои законы уставить хотят. Маркса не просто убили, а еще и пытали перед смертью. Маркс настоящим мужиком был. Ему просто не повезло. Под выброс попал… Да, я знал, что у него начались мутации. Знал, — он вдруг повернулся и уставился на Грека. — Можешь этим сукам так и сказать, когда встретишь: Перец знал, что Маркс мутант. Пусть приходят сюда, ко мне. Я найду, чем встретить дорогих гостей.
— Слышь, ты, Перец, — нахмурился проводник. — Ты говори, да не заговаривайся. Какого… мне с ними беседы разводить? Я тоже ненавижу их. Согласен, слишком много на себя взвалили, как бы не надорваться. Зона не любит ничьих законов, кроме своих собственных. Но что прикажешь делать? Войной на них не попрешь.
— Почему? — тихо спросил сталкер. — Почему не попрешь? Жучара у "Сталкера" мутантов собирает. Там у него катакомбы почище этих. Слыхал?
Грек утвердительно кивнул.
— Долговцы на "Сталкере" тоже завязаны. Надо кому-то и на Зоне базу перевалочную держать. А кто еще, кроме Жучары способен сидеть тут безвылазно? У долговцев кишка тонка, они Зоны боятся.
— Будет война. Попомни мои слова. Долговцы не лезут пока на Жучару вовсе не потому, что зуба на него не имеют — он им тоже как кость попрек горла. Силы копят, крутые ребята. Уверены, что сомнут его в два счета.
— Думаешь? — засомневался Грек. — Быть войне?
— Куда деться, Грек? Сегодня они с мутантами покончат, а завтра? Завтра за сталкеров возьмутся. Все мы, и ты, и я — потенциальные мутанты. Все по краю пропасти ходим. Один шаг — и возврата нет. Это сейчас пока Зона выбросами людей перестраивает. Подожди, окрепнет, и без выбросов мутантов будет хоть отбавляй. Тогда поздно будет с долговцами счеты сводить. Останется он вольных сталкеров всего нечего. Такую силу ногтем как клопа раздавить можно.
— Ты скажешь, — засомневался Грек. — До нас вряд ли доберутся. Это уже беспредел какой-то.
— Вот тебе и беспредел, — продолжительно вздохнул Перец. — Долговцы жену Маркса убили. Тоже. Как понимаю, в назидание. За то, что знала и не доложила.
— Врешь, — не поверил Грек. — Жену? Она ж не в Зоне, за кордоном. С какой стати они нормальных людей стали убивать? Да еще и бабу.
— Стали, значит. Она добрая была и Маркса любила. Когда у него мутации начались, она сильно страдала. Все глаза выплакала. У нас с ней нормальные отношения были. Я как за кордон выбирался, у них останавливался. Вот она мне и плакалась. Знаешь, Перец, говорит, я очень люблю Маркса, очень. И без него не могу. Но как доходит дело до постели, даже если он и прикрылся чем-нибудь — с души воротит. Уйду, говорит, от него, с неделю одна поживу, и опять к нему тянет. Измучилась, говорит, а выхода не вижу. Обычная женщина. Добрая, не стерва какая-нибудь. Мы с Марксом когда разговоры за жизнь вели, Ленка и бутылку поставит, и закуски наготовит… Убили ее… убили.