— Хозяева! Накормите или голодными оставите? — пошарил глазами в поисках хоть какой-нибудь еды, но на стойке стояло только одинокое блюдечко с консервированным зеленым горошком. Взял блюдечко, посмотрел. Горошек был старым, уже подсохшим. Алексей сложил губы скорбной скобочкой, горестно вздохнул. В домике в рюкзаке на самом дне лежали консервы и хлеб, и даже несколько вареных яиц, но все-таки хотелось похлебать горячего.
— У нас остался только консервированный горошек и поджарка из лосятины с макаронами, — вдруг послышался рядом свежий девичий голос.
Алексей поднял глаза и едва не выронил блюдце с горошком. Напротив него стояло синеглазое чудо. У чуда был удивительно правильный носик, темные брови, округлый подбородок, пухлые, еще детские щечки и губы. На губы Алексей обратил особенно пристальное внимание. Губы шевелились, что-то говорили и манили, манили…
Алексей очнулся, когда ему в бок локтем заехал подошедший Бато, и с удивлением обнаружил у себя на подносе дымящуюся тарелку с лосятиной, макаронами и новым, только что из банки, горошком, хлеб и чай.
«Однако!»
Сейчас это выражало крайнюю степень изумления.
А потом он услышал голос Бато и удивился еще раз. Никогда он не слышал у друга такого чарующего, такого бархатного баритона. Бато говорил, говорил, и девушка, несколько раз оглянувшись на Алексея, все-таки обратила, наконец, свое внимание на Аюшеева, прислушалась, даже улыбнулась.
Карабанов взял поднос и все еще под впечатлением пошел к столику.
Стоило ему поставить поднос на стол, как рядом тут же возник странный мужичонка в грязной телогрейке. Телогрейка была рваная, и местами из нее торчала старая желтая вата. Шарфа у мужичка не было, из темного, засаленного ворота торчала худая, грязная шея, поросшая черным волосом. Голова была маленькой, круглой, стриженной ежиком, два глаза-буравчика выглядывали из-под низкого, морщинистого лба. Нос был сломан.
— Хатумба, начальник! — прохрипел мужичонка, присел напротив и ощерился на Алексея кривой улыбкой.
Алексей слегка помедлил, прежде чем ставить на стол поднос с едой.
— Кто такой, че надо?
Грубый голос не смутил мужичонку, видимо, он давно привык к такому обращению.
— Ой, начальничек, не пугай меня своим грозным видом, пуганый я, — замельтешил он, — по делу, по делу пришел, не просто так…
— Выкладывай!
— Да дело-то пока подождет, слышь, начальничек, я вот вижу, друг твой узкоглазый буром клеит то, что не клеится, давай совет дам, как родному. Слышь?
— Не родня мы с тобой, говори, че надо, и проваливай! — отрезал Алексей, вытащил из вазочки салфетку, тщательно протер ложку.
— Эх! Ну отчего вы, приезжие, все такие грубые? А? Че, думаешь, некому тут вас уму-разуму да вежливости научить? Есть, да только не надо это тебе, поверь на слово! Не нужно ему к этой девочке клинья бить, не обломится. Понял? А неприятностей огребете по полной. В обязаловку кто-нибудь стуканет хозяину.
Мимо Алексея молча протопал вошедший в столовую капрал.
Алексей проводил его взглядом, помолчал. Насколько он знал, хозяином заключенные называли начальника зоны.
— Ты?
— Что — я? — не понял мужичонка.
— Ты стуканешь?
— А может, и я, кто ж знает-то, ты же за мной следить не будешь, а, начальничек?
— А кто она хозяину? — продолжал спрашивать Алексей. — Жена, сестра?
— Дочка! — мужичонка зыркнул на Алексея.
— Дочка?.. — Алексей скривился. — Да… За дочку капитан и порвать может!
— Вот то-то и оно! — оживился мужичонка, понимая, что заинтересовал Алексея. — Я тут вот что спросить-то хотел? Вы обратно когда полетите?
— А тебе что за интерес? — насторожился Алексей.
— Да как что? Тут по тайге пятьсот километров до трассы — далеко. Хотел с вами. Ты, сержант, как узнаешь, когда летите, шепни мне по дружбе, я в долгу не останусь. Ты думаешь, что я рвань-пьянь и зовут меня никак? Не, братела, ошибаешься… Сема много че может, спроси кого хошь. И узнать, че надо, могу, и достать, че надо, могу. И за услугу отплачу, не сумневайся.
— Сбежать хочешь? — спросил Алексей, принимаясь за еду.
Одним глазом он все еще поглядывал за Бато.
— Хочу. Кипишно тут стало, сам небось уже все знаешь. Стремаюсь. А жить-то хочется! Зэка тут, понятное дело, никуда не денутся, ну разве зону разморозят,[4] да как тут разморозишь, когда вертухаев больше, чем братвы? Вертухаи[5] с хозяином тоже, так сказать, при деле, а мне тут больше делать нечего. Вольный я человек! А вольный человек, начальник, жизнью дорожит! Так что ты мне шепни по дружбе, а я отплачу. Я в сторожке живу рядом с управой. Махонькая такая сторожка, справа. Понял? — Одним глазом мужичок тоже косился на Бато, и как только бурят с полным подносом еды развернулся, чтобы идти к столику, как он тут же раскланялся: