Старлей не спеша подошел к автомобилям и бронетранспортеру, уже на расстоянии уловив запах соляры, диссонансом вплетающийся во влажную лесную свежесть.
Маслянистая радужная пленка покрывала лужи, растекшиеся по небольшому асфальтовому пятачку, чужеродной проплешиной устроившемуся среди вековых деревьев. Свет от зажегшихся фонарей отражался в лужах, играя всеми цветами спектра.
Согласно Уставу гарнизонной и караульной службы техника тоже должна охраняться. Также Устав требует постоянного снижения численности задействованного в караулах личного состава путем внедрения технических средств охраны.
Морозов вздохнул.
Говорят, все уставы кровью написаны. Выражение образное, однако имеет под собой немалое основание.
Еще говорят, что бумага все стерпит. Не менее образное выражение, которое тоже не на пустом месте появилось. Написать-то можно все, что угодно.
Кстати, численность личного состава действительно снижена, да только замены ему техническими средствами охраны в этом захолустье нет и не предвидится.
Для пытливого ума молодого офицера, которому служба еще не встала поперек горла, это был неразрешимый парадокс. Склады под завязку набиты оружием, а охрана настолько слаба, что только чудо до сих пор уберегает эту тмутаракань от чьего-либо нападения.
Но чудо не может длиться вечно.
Не обходя лужи (все равно хромовые сапоги отсырели напрочь), старлей приблизился к бэтээру, постоял в задумчивости, наблюдая за игрой световой гаммы в маслянистых лужах, слегка пнул колесо, проверяя, упадут ли капельки, повисшие на броне.
Не упали.
Для того чтобы их сбить, нужен удар посильнее.
Развернувшись, Морозов направился в караулку. Пятно света на мокром окне притягивало, создавая иллюзию защищенности и даже уюта.
Старший лейтенант отдавал себе отчет, что этот уют чреват опасностью провалиться в объятия Морфея. Но надо идти: скоро должны поступить первые доклады по телефону от вновь заступивших на посты часовых.
Старлей помечтал о скором возвращении из отпуска командира второго взвода. Тогда Морозову и командиру третьего взвода лейтенанту Мироманову будет полегче. Появится хоть какая-то возможность отсыпаться.
Мироманов, как назло, подвернул ногу, в санчасти кайфует, а ему, Морозову, приходится отдуваться за всех. И чего командир части своим приказом не обяжет прапорщиков в караулы заступать?
Впрочем, им тоже служба медом не кажется, без дела не сидят. У всех обязанностей полон рот, народу в части не хватает. Никто сюда не рвется. Оно и понятно: кому хочется куковать в такой глуши? Попадают сюда только те, у кого «мохнатой лапы» нет, за кого некому словечко замолвить. Если уж тут оказался, то все, считай, так и прослужишь, а вернее, пропадешь здесь.
С другой стороны, на войне было значительно хуже, ну так на то и война. На войне все иначе.
С невеселыми мыслями офицер подошел к караулке, энергично потряс накинутый поверх кителя дождевик и только потом потянул за ручку деревянную дверь, разбухшую от сырости, скрипящую в давно не смазанных петлях.
Небольшое, освещенное лампочкой-стоватткой помещение караулки встретило тяжелым духом сырых портянок, развешенных на табуретах возле двухъярусных кроватей, на которых мертвецким сном отсыпались уставшие солдаты. Пахнуло сапожным кремом, уже не спасавшим отсыревшие кирзачи солдат. Единственным относительно приятным запахом в караулке был запах кофезаменителя, которым пытались спасаться всем миром, безуспешно перебарывая давно накопившуюся усталость и сонливость.
Морозов снял дождевик, повесил на гвоздь рядом с плащ-палатками солдат. Мельком глянул на ячейки с автоматами, на парней из бодрствующей смены, откровенно клюющих носами. Сидя на табуретах, они опустили головы к самой груди, иногда тревожно вскидываясь и снова тяжело засыпая. Старший лейтенант недовольно цыкнул уголком рта, но солдат будить не стал: пусть хоть так покемарят. Разбудит, когда придет время.
Не спал лишь сержант Нефедов. Он, в сдвинутой на белобрысый затылок пилотке, в расстегнутой до пупа куртке с виднеющейся из-под нее не положенной по уставу тельняшкой, в сланцах на босу ногу, сидел на табурете у стола.
Занят сержант был очень важной работой – методично натирал навощенной пастага́ем[3] тряпочкой загнутую опять же не по-уставному полукруглую бляху солдатского ремня. Лучики света искрились на отполированной почти до зеркального блеска бляхе.
3
Пастага́й – просторечное название пасты ГОИ (пасты для полировки разных металлических вещей, например монет).